— Не испытывай моё терпение! — он шагнул в комнату. — Ты ничего не получишь! Ничего, слышишь? Без меня ты никто! Просто дочь обедневшего барона с провинциальными манерами!
— Возможно, — я пожала плечами. — Но на те деньги, что ты при разводе переведешь на мои счета, я буду жить даже лучше.
— Пф, — он фыркнул, — ты бредишь. Я не дам тебе ни гроша.
— Правда? А как насчет беседы с мсье Оноре три недели назад? — я небрежно постучала пальцем по странице дневника. — Той самой, где ты оговаривал условия сделки, которая, конечно же, не отражена в официальных документах?
Он потрясенно выдохнул, но быстро пришел в себя.
— Тебе никто не поверит, — холодно произнес он. — Женские истерики и выдумки, не более.
— Мне и не нужно, чтобы верили, — я захлопнула дневник. — Достаточно слуха. А после еще одного и еще... и твоей репутации конец. Впрочем, мы можем решить всё полюбовно. Счет в банке на моё имя... и я забуду всё, что слышала.
— Кто ты? — вдруг спросил Себастьян, посмотрев на меня с такой ненавистью и... с каким-то странным восхищением? — Моя жена никогда...
— Твоя жена никогда не смела перечить, — закончила я за него. — Но люди меняются. Особенно когда им нечего терять.
Он еще несколько секунд сверлил меня взглядом, а затем резко развернулся и вышел, хлопнув дверью.
Я глубоко вздохнула, чувствуя, как дрожат руки. Эта игра в кошки-мышки выматывала. Но я не могла позволить себе слабость. Не сейчас, когда до свободы оставался всего шаг.
4. Глава 3
— У меня предложение, — произнес муж, остановившись в дверях моей спальни, опираясь плечом о дверной косяк.
Он как всегда не удосужился постучать — старая привычка, от которой я пыталась его отучить последние недели. В воспоминаниях Адель он никогда не стучал, входя в её комнату, считая своим правом появляться где угодно в своём доме без предупреждения. Но теперь вместо испуганного трепета, который испытывала Адель, я чувствовала лишь раздражение.
Утренний свет из высокого окна падал на его лицо, подчеркивая заострившиеся черты. Последние дни он мало спал — я слышала, как он ходит по кабинету до поздней ночи, а под глазами залегли тени. Выглядел он непривычно неуверенно, теребя золотую пуговицу на рукаве темно-синего сюртука — жест, который я уже успела изучить. Так он делал всегда, когда нервничал или сомневался.