Но я помню, как она читала мне перед сном мифы. Она обожала их.
И один из них засел в голове сильнее других. История Орфея и Эвридики.
Такая глупая-глупая история. Нужно было просто не оборачиваться. Пройти вперёд. Довериться. Не обернуться, и всё было бы хорошо.
Орфей забрал бы свою любимую, вернул к жизни и хеппи-энд.
Но жизнь редкостная стерва. Счастливый финал светит не всем.
Хорошие сказки учат этому сразу.
Вот и сейчас – я словно в мифе. Главная, мать её, героиня. Мне нельзя. Нельзя оборачиваться.
Не оборачивайся, Руся. Не в этот раз. Ещё пару шагов, там кухня и…
Но что-то внутри меня надламывается. Я оборачиваюсь на автомате. На этот голос, который режет по сердцу.
Встречаю тяжёлый взгляд Мота. Мужчина оказывается ближе, чем я думала.
Слишком. Опасно.
Волоски на теле становятся дыбом, но слишком поздно.
Раевский резко хватает меня за локоть. Тянет за собой с силой, я даже не успеваю вскрикнуть.
Мужчина заталкивает меня в первую попавшуюся комнату, захлопывает дверь.
Мир погружается в полноценный мрак.
Вот что бывает, когда оборачиваешься.
Я оглянулась – и меня затянуло в ад.
Свет загорается резко, заставляя часто моргать. Отступаю, обнимая себя за плечи. Внимательно слежу за мужчиной.
Раевский стоит, прислонившись к двери. Скрещивает руки на груди, демонстрируя накачанные мышцы.
Выступающие вены обвивают загорелую кожу, пытаются обхватить бицепс.
С каких пор Раевский настолько качок?
Мужчина смотрит в ответ. Касается взглядом, скользит. Демонстративно, медленно. Изучает.
Выпрямляюсь, вздёргивая подбородок. Отвожу плечи назад, демонстрирую, насколько мне безразлично внимание Мота.
Внутри мутит и ломает, но внешне – я почти безупречная.
Раевский ведёт взглядом по моей талии, обжигает внимание бедро. Тормозит на крае задравшейся юбки.
Мужчина улыбается краешком губ.
– Мои шмотки тебе больше шли, – хмыкает.
Удар. Ровно между рёбер. Без крови. Но с агонией.
Я помню, как в его рубашке варила чай. Как носила его футболку на голое тело.
Как спала, свернувшись клубком в его вещи, когда он уходил по делам.
Я таскала его шмотки и верила в любовь. Боженька, какая же утопия.
– Всякий мусор я больше не ношу, – бросаю с усмешкой.
Мурашки бегут по спине от собственного звучания. Не знаю, как мне удаётся так ровно говорить.
Но я не собираюсь показывать слабость.