– Эй, кучер! – капризно надул губы
барон фон Дубинэ, обернувшись к карете и суетящемуся вокруг нее
мужичку. – Ты точно не сможешь вытащить ее в одиночку?
Тот, забравшись по колено в воду и
осмотрев колеса, удрученно покачал головой.
– Нет, господин. Застряла намертво.
И, кажется, передняя ось не в порядке.
– Значит, придется идти самим, – с
неудовольствием заключил господин Грабис. – Господин граф, вы не
окажете нам услугу? Не могли бы вы добраться до деревни и прислать
подмогу? Если вам удастся найти в этом захолустье хоть одну
нормальную карету, мы будем вам очень признательны. И заранее
предупредите местных, что нам потребуется отдохнуть и
обсушиться.
– Конечно, – любезно согласился его
сиятельство и пришпорил коня. Оставшиеся на обочине толстяки
проводили его унылыми взглядами, остро жалея о том, что их ни одна
лошадь не выдержит, и дружно вздохнули. А господин Абирус Грабис
процедил:
– Барончику крупно повезло, что его
нет в замке. Но пусть не сомневается – я выясню, откуда он берет
деньги, и составлю отчет так, что мало ему не покажется.
«Не завидуй чужому счастью – все
равно я тебе не достанусь»
Надпись на ритуальном кинжале
К тому времени, когда впереди
показался фамильный замок Невзунов, его сиятельство уже с трудом
удерживал на лице невозмутимое выражение.
Да и как тут остаться спокойным,
когда позади, пронзительно скрипя и бодро подскакивая на ухабах,
громыхает древняя повозка, в которой, отчаянно вцепившись в борта,
витиевато матерятся трое важных чиновников?
Увы, с транспортом им не повезло – в
ближайшей деревне не нашлось ни золоченой кареты, ни бархатных
подушечек, способных облегчить страдания королевских проверяющих.
Единственным средством передвижения в разгар уборки урожая
оказалась эта двухколесная колымага, да и то – лишь потому, что еще
поутру в ней перевозили навоз.
Естественно, заезжим господам об этом
прискорбном факте никто не сообщил, саму телегу перед
использованием облили несколькими ведрами воды, наскоро оттерли,
застелили сверху коровьими шкурами и набросали вниз душистых трав.
Однако на жаре мерзкий запашок все равно упорно просачивался
наружу, доводя пассажиров до исступления.
Время от времени возница –
загорелый до черноты вихрастый пацаненок – требовательно покрикивал
на бредущего по грязи тяжеловоза, будто не замечая, что повозку от
этого раскачивает еще сильнее. А когда кто-то из господ в очередной
раз прикусывал язык или подскакивал особенно высоко, вынужденно
обозревая роскошные сельские пейзажи, виновато оборачивался и
доверительным тоном сообщал: