Моя рука дрожит, шампанское в бокале колышется, как поверхность воды перед штормом.
Саша убирает руку с моей талии и переспрашивает:
— О чем ты?
— Я же просила не знакомиться с ним, — бросаю острые, как нож слова.
Он хмурится.
— Что с тобой? Почему ты не в настроении?
— Просто мне он не нравится, ясно? Не нравится криминальный мир и все, что с ним связано. И… — я хмурюсь. — И какая помощь тебе потребовалась от этого человека?
— Не бери в голову.
Я резко ставлю бокал на ближайший столик. Звон стекла громкий, неуместный, а мое поведение, я знаю, вызывает в Саше удивление.
Может, я перегибаю. Может, мне и правда стоило молчать и изображать дружелюбие, чтобы угодить Саше, но дело в том, что угождать кому-либо — это последнее, к чему я стремлюсь последние пять лет!
— Я выйду, чтобы позвонить сыну…
Придумав правдоподобный предлог, я разворачиваюсь и быстрым шагом покидаю зал.
Дыхание обрывается, будто я бегу.
Мне просто нужно… выйти.
Нужно подышать. Найти воздух, которого так не хватало рядом с моим прошлым.
Толкнув стеклянную дверь, я выхожу в общую зону с барной стойкой и, наконец, глотаю свежий воздух. Здесь почти нет людей и открыта дверь на балкон, откуда веет прохладой.
— Стакан воды, пожалуйста, — обращаюсь к бармену. — Со льдом.
Ледяная вода охлаждает губы, язык и небо, но это не приносит должного облегчения. Только подчеркивает, как я горю внутри, а я не просто горю — я пылаю!
Он не имел права подходить ко мне.
Только не после того, как бросил нас с годовалым сыном в аэропорту — на произвол судьбы с чемоданом и кучей денег в придачу.
Боже, как давно это было…
Мы познакомились в плену, где Камаль оказался по воле своих врагов.
Я ухаживала за ним — зашивала раны, сбивала температуру и таскала еду украдкой, потому что его держали на цепях, морили голодом, пытали и издевались. Он провел в плену четыре года, а когда я немного поставила его на ноги, он сбежал и насильно забрал меня с собой.
После плена я родила ему сына — под обстрелами и завалами старого военного госпиталя, а сколько домов мы сменили, укрываясь от его врагов, не пересчитать.
Первый, впрочем, и единственный совместный год жизни малыша, Камаль был идеальным отцом для нашего ребенка, и я… полюбила этого мужчину.
Первым словом нашего сына было слово «папа» — настолько он был отцом! Настолько идеальным и любящим. Камаль многое знал и многому меня научил. Я влюблялась в него потихоньку, а в конце — он разбил мне сердце.