Все, нет Игната?
Значит, и меня нет...
И вот так на целый день до самого утра — в коматозе.
Ибо лишь во сне ко мне приходило спасение, потому что снился мне исключительно любимый мужчина. Наше совместное, идеальное прошлое. Вот мы в отпуске на райских островах. А вот Лисс учит водить меня машину. А вот мы на вертолете летим над Питером. А потом долго и нежно занимаемся любовью...
Невыносимо!
Чуть рассвело — пробудилась, а по факту будто бы из комы вынырнула. Сил нет, но есть пришлось себя заставить. И за последующие пару дней я заметила, что это было нужно делать сразу же по пробуждении, иначе голодная тошнота быстро перетекала в нечто большее, и я неизбежно корчилась над унитазом.
И не только утром.
Когда стрелки часов переваливали далеко за полдень или устремлялись к полуночи, это случалось снова, стоило мне позабыть накормить организм. А мне так не хотелось!
И я, в конце концов, не выдержала и нервно засмеялась, а затем закинула голову к потолку и заговорила. С ним!
— Даже с небес обо мне заботишься, да, Игнат?
Отерла со щек мокрые соленые дорожки и всхлипнула.
— Хочешь, чтобы я жила? Чтобы наш малыш родился здоровым? Чтобы мама его не шагнула за грань безумия?
На мгновение прикрыла глаза, а затем взвыла:
— Тогда вернись ко мне, черт тебя дери! Потому что я сама не могу! Не получается у меня ничего! Не умею я жить без тебя, Игнат! Ты слышишь меня? Слышишь?
Голос сорвался, а сердце, ежедневно кропотливо склеиваемое мной, снова разбилось.
— Ответь мне! Дай хоть какой-то знак, что ты где-то рядом! Что не ушел безвозвратно...
Но ответом мне была лишь тишина.
И знаков никаких мне никто не послал.
Эти стены душили меня безмолвием, да так сильно, что скоро я сама стала похожа на ходячий, полуразложившийся труп. Сгоревший до основания от внутренней агонии.
Пару раз за проползшие мимо меня дни звонил отец. Психовал, что я так и не отошла от «жизненных неурядиц». Еще раз объявлялся Панарин, снова желая помочь неведомо, как и непонятно чем, возможно, какой-то волшебной пилюлей. Я не знаю. Вот и все, кто в это непростое время смог меня хоть как-то поддержать.
В утро нового дня, спустя четверо суток после трагедии, ко мне пришли люди из похоронного агентства, что заказал Миллер.
На ватных ногах двинулась им открывать, по пути натягивая на изможденное тело халат и скручивая длинные волосы в небрежный пучок на макушке. На заплаканное, опухшее от горя лицо предпочла забить.