Да, как бы мне ни хотелось сдохнуть, я должна была себя беречь и кормить. Если бы не маленькая частичка Игната внутри меня, то эта жизнь окончательно потеряла бы для меня смысл. Но теперь все изменилось. И я была обязана пройти через все эти круги ада до самого конца.
Не сломаться.
Не сойти с ума.
И продолжать просыпаться утром, чтобы возродить для себя того, кто будет до последнего моего вздоха напоминать мне любимого мужчину.
Может, мне повезет, и наш ребенок унаследует такие же черные, как ночь, глаза отца. Или его ямочку на правой щеке? А если будет мальчик, то, возможно, однажды я разгляжу точно такую же уверенную походку. И, прикрыв глаза, услышу знакомый до боли голос моего хитрого лиса.
Боже, я бы все отдала, только чтобы это случилось!
— Хорошо, я поем, — проскрипела я, беря в руки ложку и, буквально насилуя собственное тело, заставила его есть чертов суп, вкуса которого я совсем не ощущала.
А между тем, пока я была занята этим сложным делом, отец расположился напротив меня и заговорил. Но лучше бы он этого не делал, потому что каждое его слово было все равно что порция серной кислоты мне по венам.
Хотелось завизжать что есть мочи!
Но пришлось слушать и ментально снова и снова умирать...
— Ты должна это знать, Аня. Службы обнаружили обломки самолета и уже приступили к поискам тел погибших. К сожалению, многие жертвы сильно обгорели и их будет невозможно опознать. Также мне сказали, что есть огромная вероятность того, что из-за разрушения самолета в воздухе, некоторые погибшие так и останутся не найденными.
— Зачем..., — всхлипнула я, закрывая лицо ладошками, — зачем ты мне все это рассказал?
— Аня, я не понимаю. Это же твой муж! — неожиданно громко заорал Миллер и так сильно стукнул кулаком по столешнице кухонного острова, что все содержимое на ней подпрыгнуло. И я в том числе.
— Пап...
— Какого хрена? — пошел пятнами старик. — Ты думаешь, одна тут скорбишь и страдаешь? Да мне Игнат как сын был, о котором я всю жизнь мечтал. А тут такое...
Он закашлялся, а я откинулась на спинку стула и просто продолжила беззвучно плакать.
— Устроила тут «не хочу, не буду». Ну ты еще, как страус, голову в песок спрячь и представь себе, что ничего не случилось.
— Не ори на меня, пожалуйста, — прошептала я.
— А ты повзрослей уже наконец-то и не будь дурой, Аня! Погиб Игнат! Погиб! Так найди в себе силы почтить его честь, а не вот так — когда ты только со своим горем носишься! Ты же Миллер, ёб жешь твою мать! Поплакала — встала и пошла!