Едва устроившись в гостинице, даже не переодевшись, Михаил пал жертвой Дрейеровского гостеприимства.
Фон-Дрейер, выходец из лифляндских дворян, слыл ретивым служакой, и выставлял себя таким простым, что в отношении его поступков и помыслов невозможно было заблуждаться даже неискушенному человеку. Что уж говорить о Салтыкове, который мог читать с лица все его мысли. В такие моменты Михаил все сильнее утверждался во мнении, что Дрейер – обыкновенный дурак, и ничего больше.
Там же в номере, городничий принялся докладывать чиновнику nuances5, которые осмелился опустить в секретном донесении. В собственном понимании ситуации Дрейер был не совсем уверен, поэтому предпочел докладывать лично. Например, среди писем, найденных в сумке арестованного курьера Анания, выискалось одно, написанное на странноватом языке, коего никто не в силах был разобрать.
– Вроде и буквы русские, – говорил Дрейер, – а все равно непонятно. Тарабарщина какая-то…
– Ладно вам, Густав Густавич, – отвечал Салтыков, – я давно расшифровал его, к вам едучи.
Дрейер изумленно выдохнул.
– Я уже сталкивался с подобными письмами ранее, – продолжал чиновник, – Даже заочно консультировался по данному вопросу у известного специалиста. Таким образом раскольники свои письма шифруют, переставляя местами буквы в словах. На деле все очень просто. Вот, смотрите…
Михаил положил перед городничим загадочное письмо и стал объяснять, как делаются эти самые перестановки. Фон-Дрейер хмурил брови, пыжился понять, но в конце – концов махнул рукою:
– Эй, Прошка, неси-ка сюда…
В дверях появился мальчуган с подносом, за ним еще один, и вот уже стол заставлен тарелками, а посередь него – штоф водки с запотевшими гранями.
– Михаил Евграфович, без этого ну никак не разобраться, право слово! – игриво заулыбался городничий, – Заодно и отужинаете. Время-то позднее, куда вы сейчас пойдете. А у меня все готово. Вот, извольте-с.
Салтыков устало плюхнулся на стул.
– Ладно, давайте, – выдохнул он, – Составите компанию?
– С удовольствием, – городничий щелкнул пальцами, и мальчишки официанты исчезли.
– А теперь самое главное, – загадочно улыбнулся штабс-капитан, доставая из кармана аккуратно сложенную бумаженцию.
– Полюбуйтесь-ка на это.
В обрывке вощеной бумаги лежал, поблескивая в свете лампы, золотой дукат.