Даже и не знаю, чем я убедил местную
охранку, но, похоже, подрывного элемента или реального шпиона во
мне все-таки не видели. Да и что взять с русского, который рвется в
дружественный Советский Союз воевать за товарища Сталина? Зачем
тратить на него силы и время, если можно отпустить этого наивного
молодого парня в СССР и заодно еще раз прогнуться перед могучим
соседом в плане того, что «в едином порыве…», ну и дальше в том же
духе. Таких как я, не в смысле вышедших из тайги без документов, а
в смысле русских, желающих бить фашистских агрессоров вместе с
советскими братьями, в Туве нашлось неожиданно много. Похоже,
пропаганда, несмотря на явную дикость местности, была поставлена
здесь на широкую ногу, причем, скорее всего, не без помощи
советских товарищей.
В итоге мне выдали документ, в
очередной раз поразивший меня своей вопиющей невнятностью и полным
отсутствием средств защиты от подделки. Из этой бумаги следовало,
что я – Петр Иванович Нагулин, одна тысяча девятьсот двадцать
первого года рождения, русский. И, собственно, все. Ни гражданства,
ни места жительства, ни образования, ни рода занятий, ни даже
номера – ничего. В общем-то, понять местных товарищей, выдавших мне
этот документ, было можно. Я утверждал, что даже точно не знаю, на
чьей территории находилась заимка моего отца. Куда идти я знал лишь
примерно, но шел много дней и вышел из леса в Туве. Очень хочу в
Советский Союз и прошу местных товарищей мне помочь. Где мои
документы? А не было их, в тайге-то, ну, или отец потерял или
спрятал куда-то так, что я не нашел. В Туве меня никто оставлять не
собирался, а дальнейшая судьба русского, попросившегося на войну в
Советский Союз, их совершенно не интересовала. Жили как-то без
него, пока из тайги не вышел – проживем как-нибудь и после, когда
он отправится на родину предков добывать себе воинскую славу или,
что куда вероятнее, жестяную звезду на обелиск.
***
Поезд шел медленно, кланяясь каждому
столбу и подолгу застревая на неприметных полустанках. Влияние
большой войны чувствовалось и здесь, но пока лишь по напряженным
лицам местных жителей и обилию людей в форме.
Как я ни старался, но бюрократическая
машина слишком медленно реагировала на внешние раздражители, даже
такие сильные, как начало войны. Широко распропагандированная
советскому народу непреложная истина, что «красная армия всех
сильней», привела к тому, что всю серьезность положения чиновники,
особенно тыловые, осознали далеко не сразу.