Теперь другая женщина изучает эту карту.
Лида выгибается под ним, тихо стонет, зарывается пальцами в его темные волосы, которые я поправляла этим утром, когда он собирался на свою важную презентацию. Стояла рядом с ним перед зеркалом в прихожей, приглаживала непослушную прядь на затылке.
– Ты выглядишь очень солидно, – сказала я, любуясь его отражением. – Клиенты не устоят. Он улыбнулся мне в зеркало, накрыл мою руку своей. – Спасибо, что веришь в меня.
Верила. Прошедшее время режет больнее настоящего.
Воздух застревает в легких, и я не могу вдохнуть. Грудная клетка сжимается, как будто на нее давит огромный камень. Перед глазами все плывет, мир теряет четкость, но я не могу отвести взгляд от этой картины. Не могу и не хочу. Мой мозг словно фотографирует каждую деталь для будущих мучений, сохраняет в памяти каждый жест, каждый звук.
Почти как дочь. Слова отзываются в висках тупой болью.
Рубашка Мирона небрежно брошена на тумбочку. Он сидел рядом за столом, работал с документами, изредка поднимал глаза и улыбался мне, пока я гладила.
– Какая ты хозяйственная, – сказал Мирон, когда я развешивала отглаженные рубашки в шкаф. – Повезло же мне с женой.
Повезло. Интересно, он до сих пор так считает?
На прикроватном столике два бокала с недопитым красным вином из нашего свадебного сервиза.
– Будем пить из этих бокалов только по особым случаям, – сказал Мирон, осторожно ставя бокал в сервант. Особые случаи... Видимо, измена жене теперь тоже особый случай.
Ноги становятся ватными, колени подгибаются. Хватаюсь свободной рукой за дверной косяк, чтобы не упасть. Дерево шершавое под пальцами. Мирон все собирался отшлифовать и покрасить этот косяк, но руки не доходили.
– В следующие выходные обязательно займусь, – обещал он каждую неделю. – Куплю краску, приведу все в порядок.
Много чего он обещал и не делал. Видимо, и верность жене тоже была из этой категории обещаний.
– Мама, мне неудобно стоять, – хнычет Макар, дергая меня за руку. Его голосок прорезает туман в моей голове, возвращает к реальности.
Мой мальчик. Мой маленький, чистый, невинный мальчик. Он не должен видеть это. Не должен знать, что его мир рушится на глазах. Для него папа все еще герой, а мама лучшая женщина на свете. И я сделаю все, чтобы так и оставалось. По крайней мере, пока он не подрастет настолько, чтобы понять.