Я не могла произнести ни слова. Горло пересохло. Я чувствовала себя грязной, оскверненной не столько самим актом, сколько чужими, непонятными мне эмоциями. Тело Кристен предательски хранило память о том унизительном удовольствии, и сейчас эта память принадлежала мне.
Я отвела взгляд, не в силах выдерживать его пристального внимания. Уставилась на свои руки, сцепленные на коленях в замок. Они дрожали.
— Похоже, воспоминание было… ярким, — продолжил он с той же издевательской интонацией.
Я молчала, надеясь, что он просто прекратит этот допрос, эту пытку. Но он не собирался этого делать. Он ждал. Наслаждался моим унижением. Я чувствовала его взгляд на своих волосах, на шее, на плечах. Он словно раздевал меня снова, только на этот раз — медленно и безжалостно, слой за слоем сдирая мою защиту.
Я заставила себя поднять голову и встретиться с ним взглядом, пытаясь собрать остатки самообладания.
— Я ничего не понимаю, — прошептала я. Это была единственная правда, которую я могла произнести.
Он усмехнулся. Не улыбнулся, а именно усмехнулся — одними уголками губ, что делало его лицо еще более жестоким.
— Правда? — сказал он, его голос стал вкрадчивым, почти интимным, и от этого по спине пробежал холодок. — А по-моему, ты кое-что начала понимать.
Он чуть наклонил голову набок, не отрывая от меня своего пронзительного взгляда.
— Что же ты такого вспомнила, жена, что так густо покраснела?
Очень интересны ваши мысли по поводу проды)))
Всех
9. 9
Я не нашлась с ответом. Что я могла ему сказать? Что я только что побывала в теле его жены в момент, когда он грубо и яростно брал ее в наказание за что-то? Что я ощутила ее унизительный, отчаянный восторг? Сказать это человеку, который смотрел на меня с холодным презрением, было немыслимо.
Я просто отвела взгляд, уставившись на нетронутую чашку с жасминовым чаем. Мое молчание было громче любого ответа.
Дамиан усмехнулся. Тихо, удовлетворенно. Он получил то, что хотел — увидел мое смятение, мое унижение. Добившись своего, он потерял ко мне интерес. Резко отодвинув кресло, он поднялся во весь свой огромный рост и, не проронив больше ни слова, ушел, оставив меня одну на террасе, дрожащую от перенесенного потрясения.
Не успела я перевести дух, как рядом снова возникла Лея. Ее лицо было полно тревоги и любопытства.