– ее разноцветные глаза насмешливо блеснули из-под
очков с хищно заостренными углами оправы, – бояться надо вовсе не перегрузки мозга…
– Ага, так и скажу диспетчеру подстанции в следующий раз, –
хрипло забормотал рядом со мной жертва ночной смены. – При всем
уважении… Но зачем нагружать мозг знаниями, которые не пригодятся
на работе? Мне ж не в профессоры идти…
– По-вашему, эта информация никчемна? – вскинула бровь
лектор.
– В моей работе – да…
– А с чего вы взяли, что она ваша?
Жертва ночной смены раздраженно
закатил глаза и снова завалился на парту.
– Слушайте, –
изменившимся тоном произнесла
лектор, – вы можете вызубрить весь
материал, все эти механизмы, разглядев их лишь издалека, удачно
отчеканить на сессии то, о чем не имеете представления, а через
неделю выкинуть из головы. А можете погрузиться в суть, –
в ее зеленом глазу вспыхнул фанатичный
огонек ученого, – проникнуть в
глубинные детали, найти инициаторов этих необычных явлений. Поняв,
как это работает, вы уже не сможете быть прежними. Ваше любопытство
будет расти в поисках все новых ответов, впоследствии чего ваш
статус зарекомендует себя как настоящего специалиста.
Востребованного и уважаемого.
Аудитория замолкла. Те, кто пытался
оправдать свою неуспеваемость, пристыженно поникли, и даже
отъявленные бездельники сделали серьезное лицо.
– Мне кажется, это то, зачем вы пришли
сюда, – промолвила лектор,
– поэтому соберитесь и сосредоточьте
внимание на моих словах. На словах, а не на иконеего величества Павлова, вы меня
слышите? – повысила она голос на студентку. Та,
дернулась, будто проснулась.
– Слышу, да.
– О чем-то замечтались? – понимающе усмехнулась лектор. – Не
имею ничего против игр воображения… Но так ли уж в нем много
правды? Есть ли смысл погружаться в собственные мысли, когда вокруг
столько чужих?..
Само собой есть, – хотелось возразить мне, но в то же
время не хотелось лишний раз заострять на себе внимание
преподавателя.
Собственные мысли мне всегда казались предпочтительнее чужих… А
игры воображения в моем случае вообще были чем-то повсеместным.
Правды в них было мало, это так. Но так ли уж она важна, если все
было по-моему, все устраивало…
Воображение представляло собой утопию,
в которой любой сюжет, действие и даже момент я был способен
обдумывать сколько угодно, выверяя тонкость произнесенных мною
слов… Я мог писать сценарий моим и чужим движениям, отточенным
вплоть до сотой доли градуса, чтобы потом, смакуя, наблюдать за
этим всем со стороны…