Моя способность предполагала ту осведомленность, что недоступна
людям. И так как она была им недоступна, они не могли ей доверять.
Куда бы я ни подался, каждый видел во мне афериста. В лучшем случае
– старого и хорошо забытого знакомого, что разыгрывал или пранкера,
что сейчас было в моде, а в худшем – террориста, что раскаялся и
пришел с повинной или который пытается выдать все за чудесное
прозрение, как знак свыше, призванный предотвратить намечающееся
злодеяние, к которому он, разумеется, ну никак не причастен.
Конечно, в такие сказки следственные органы не поверят. Им и не
такое рассказывали…
За все это время, пока бегал, сталкиваясь всюду с отказом и
угрозами в мой адрес, я понял одно. Да, я видел многое. Но я не мог
никому дать это понять, не рискнув своей головой. Я был бессилен,
несмотря на свою силу. Ничего не изменилось. Лишь чуточку стал
осведомленнее. В этом мире подозрений, пессимизма, грязи и
всеведущего контроля, моя способность не стоила ничего.
За день до встречи, я отчаялся совсем и побежал в парк,
штудировать землю на предмет драгметаллов. Металлов, конечно, я
находил много, вот только моя способность пока не позволяла
определять их принадлежность. В основном всякие железные
побрякушки, детали механизмов, даже антикварные часы, но уже
поеденные ржавчиной и помятые гильзы.
Уже под вечер, когда сгущались сумерки, а я был грязный и
вымазанный в грунте, но наловчившийся по силуэтам точнее угадывать
возможный предмет, мне удалось откопать кольцо из чистого золота.
Оно не было позолоченным, я это знал совершенно точно, так как не
наблюдал в его толще контрастов. И тогда за моей спиной зашуршали
кусты, я быстро обернулся, и в сердце произошел перебой.
Воспаленные глаза, тощая, неподвижная фигура, а в руках
заостренная кельма. Запоздало вспомнив, что увидел неподалеку в
этом месте закладку, я медленно встал и с зажатым кольцом в руке
попятился. Тот провожал меня мутным взглядом до тех пор, пока я не
скрылся за деревом.
И вот, уже на следующий день, утром пораньше я побежал сдавать
кольцо в единственный известный мне ломбард, возле которого однажды
затаился от полицейского патруля.
Жирная клуша со сварливым лицом, что восседала за прилавком на
табурете, не понравилась мне сразу. Она вырвала кольцо из пальцев и
долго, ревностно его осматривала. За это время, от нечего делать, я
практически полностью изучил ее тело. Терморегуляции в ее организме
почти не проистекало. Хрупкие, чересчур пористые кости и дряблые
мышцы окружал холодный жир, ступни были ледяными, в голенях
застаивалась кровь, почки выглядели хлипко. Просвет сосудов в
голову был сужен. Щитовидная железа разрослась, да это было и
невооруженным глазом заметно по ее ворчливому зобу и истерично
выкатившимся глазам. Озвучь я ей увиденное, и она сэкономила бы
десятки тысяч на МРТ, рентгене и прочих малоприятных и
дорогостоящих процедурах. Возможно, от услышанного она успела бы
взяться за здоровье прежде, чем в том начались бы необратимые и
летальные ухудшения. Но слушать она, конечно же, не станет…