Внешне казалось, что жизнь во дворце вернулась в привычную
колею. Только император стал больше читать, причем не привычную для
всех развлекательную литературу, а серьезные труды по статистике,
стратегии и истории. Правда, вечерами он все же некоторое время
читал вслух для императрицы и художественные книги. Начав почему-то
с непривычной для него английской «The Posthumous Papers of the
Pickwick Club»[7]. Александра, любившая
все английское, несколько недовольно отметила этот странный выбор в
разговоре с Мадлен[8].
Но царь не просто читал. Он еще завел себе отдельную тетрадку, в
которой делал заметки по прочитанному, которыми ни с кем не
делился. Тетрадь же прятал в запирающийся ящик стола, даже зная,
что никто, кроме Александры, не осмелится заглянуть в его личные
записи.
Врачи настаивали на том, чтобы Николай провел еще некоторое
время в Крыму для окончательного выздоровления, поэтому он с семьей
остался в прекрасной, напоенной южными ароматами Ялте на весь
остаток декабря.
Император, как ни хотелось ему поскорее увидеть любимый
Петербург, согласился с врачами. Ему нужно было привыкнуть к новому
времени и его диковинкам. И к окружению, само собой, тоже. Чтобы не
играть каждый день роль Николая, утомляясь, как каторжник на
галере, а по-настоящему почувствовать себя своим потомком. Ну, и
конечно, вдали от суеты столицы и придворного окружения,
основательно разобраться в происходящем в стране. Потому что явных
признаков неблагополучия он пока не замечал. По крайне мере, таких,
из-за которых необходимо его срочное вмешательство. Но несколько
вопросов царь для себя выделил, чтобы изучить в первую очередь.
Надо признать, что решение повременить с отъездом, оказалось
удачным. Он постепенно привык, что его зовут Николай или Ники, стал
без напряжения разговаривать не только с женой и родственниками, но
и со своим камердинером Терентием Чемадуровым.
Кроме того, в один из декабрьских дней в Ялту пришел
зафрахтованный под перевозку войск французский пароход «Ville de
Tamatave» («Город Таматаве»). На нем вернулись из Манчжурии
батальон стрелков из тринадцатого стрелкового полка, батарея из
четвертого стрелкового артдивизиона и командовавший русской охраной
посольства в Пекине лейтенант барон Розен. После опроса стрелков и
краткого разговора с бароном, Николай еще больше уверился в
необходимости решения маньчжурского вопроса. Кроме беседы, Его
Величество соизволил осмотреть пароход, причем к изумлению свиты,
заглянул не только в жилые каюты, но и в трюм и даже в машинное
отделение. Где, несмотря на явное недовольство капитана судна и
даже части свиты посещением столь неприлично грязного для высокой
особы места, провел почти полчаса. Провел, дотошно расспрашивая
главного механика и рассматривая простенькие паровые машины отнюдь
не нового судна, словно впервые увиденное чудо техники.