Подружки рассмеялись. Мирослава
открыла коробок, достала испечённых птичек, и девушки, подбросив
фигурки, хором спели веснянку.
— Ай-ай, а птички недалеко
улетели! — крепкий юноша с чёрными, как смоль, волосами, в белой,
перевязанной красным поясом рубахе, что была видна из-под
распахнутой свиты, подошёл к подругам. Храбрость покинула Забаву:
она сделала легкий шажок назад, увидев Веля.
— Далеко, ты просто не заметил,
— уверенно ответила Марфа.
— Не далече того камешка, —
хмыкнул Вель и лукаво посмотрел на Мирославу, которая держала
коробок. — Жаль, птичек только девушки и дети отпускают.
— Если бы птичек отпускали
хлопцы, это было бы похоже на состязание в метании камней, —
фыркнула Марфа и, взяв у Мирославы птичку, положила печенье в
рот.
Вель рассмеялся и, вновь
посмотрев на Мирославу, предложил:
— Идёмте с нами праздновать?
Моя сестра тоже птиц напекла.
— Идём! — радостно согласилась
Марфа.
Вель повёл девушек в сторону
молодых людей, которые собрались у
поленницы[3] на другой стороне улицы.
Последние лучи заходящего солнца золотили призрачные верхушки
берёз, крыши деревенских домов, теряясь в сизых вечерних тенях.
Празднующие смеялись и пели песни, но лёгкий весенний ветерок был
по-зимнему свеж. Мирослава невольно нахмурилась: будто бы
Матушка-Природа весне была не рада.
— Моя сестра, Святослава, —
представил Вель черноволосую девушку Забаве, Марфе и Мирославе,
когда подруги подошли к собравшимся у поленницы, — Лад, — Вель
указал на кучерявого юношу, и тот легонько поклонился. Вместе с
Ладом пришла на праздник рыжеволосая Лучезара с младшим братом
Богданом, таким же рыжим, как и сестра, и высокий статный Всеволод,
который, как показалось Мирославе, был старше всех.
— Пойдёмте на деревенскую
площадь, — предложила Святослава, протягивая подошедшим девушкам
коробок со своими птичками. Подруги вежливо взяли печенье и
угостили своим. — В этом году, говорят, двенадцать золотых костров
разведут, вокруг центрального, с небесным пламенем!
— Диво-то какое будет! —
обрадовалась Марфа и, осмотрев себя, обеспокоенно сказала: —
Главное, юбку маменькиного сарафана не опалить. А то ведь ругать
будет, храни меня Сварог!
— Главное самой не опалиться, —
заметила Лучезара, и Лад согласно кивнул.
— Да разве когда опаливались? —
удивилась Марфа, и молодые люди пошли по улице.