Забава ни с кем не говорила, и даже
речь отца о том, что она ещё встретит своего суженного, не
успокоила девушку. Молчала и Мирослава: неясное предчувствие
холодило душу. Тело вновь обрело крепость, голова перестала
кружиться, но воспоминания так и не открылись Мирославе. Она
по-прежнему хотела уйти в Свагобор — Мирослава давно мечтала стать
волхвой, но зная отношение родителей к ворожбе, никогда им об этом
не говорила. Но Мирослава прежде не покидала отчий дом и родную
деревню, и оттого предстоящая дорога и бытие в чужих землях
страшили её.
Матушка помогла Мирославе собрать
короб с вещами, а отец благословил дочь. Но после благословления
говорил Мирославе, что надеется, что Мирослава передумает
становиться волхвой, вспомнит Веля и вернётся в родные края.

Старец Никодим пришёл в дом Мирославы
перед рассветом, когда на улице ещё стояли сизые сумерки, и в
предутреннем тумане звенела сонная тишина. В доме будущей волхвы
уже не спали, только Забава не встала провожать сестру. Иван был
хмур, Добромира плакала, помогая собираться дочери; Мирослава же
сдерживала слёзы — она боялась, что, если матушка увидит её печаль,
то не отпустит в Свагобор.
— Не плачь напрасно, — говорил
Никодим Добромире. — Нынче нет повода для слёз, — волхв положил на
сердце руку, и тихо, чтобы никто не слышал, прошептал: — Пока
нет.
Родители благословили Мирославу
словом и проводили Никодима и Мирославу до калитки, подле которой
ждала запряжённая телега с лошадью, данная Никодиму волхвами Лесной
деревни. В телеге лежали дары, которые волхвы Лесной отправляли в
Свагобор Половца, и стояла со Сварожичем огнивица. Отец положил
короб Мирославы в телегу и помог сесть дочери, Никодим занял место
возчика. Добромира на прощание ещё раз поцеловала Мирославу, и
Никодим подстегнул лошадь. Добромира и Иван смотрели вслед
уезжающей Мирославе, которая, развернувшись, смотрела на них, пока
телега не скрылась за поворотом.
— Значит такова судьба Мирославы, —
хмуро проговорил Иван, ведя жену в дом.
— Я не желала нашей дочке такой
судьбы, — сокрушалась Добромира. — И Вель больше не приходил...
Точно ворожба!
— Какая ворожба? — Иван закрыл
калитку. — Думается мне, это не ворожба — это пряжа Макоши. И нам
надо принять волю Богини.

Когда отчий дом скрылся за поворотом,
Мирослава дала волю слезам.