- Но... почему так? Я никогда не задумывался об этом... Душа... Что
это вообще такое?
- Это жизнь. Та самая, которую рисуете вы. И это то, что никогда не
смогу нарисовать я. Потому что собственной души у меня нет.
- Как это нет? Этого не может быть.
- Как видите, вполне может. Я не могу любить, не могу сопереживать,
не способен к страданию и жалости. Любые формы привязанности для
меня - пустой звук. Я знаю, как люди это делают, и научился очень
натурально изображать эмоции. Смех, слезы... Все это я умею. А вот
рисовать - нет. Стихи, наверное, писать тоже не получится.
Он снова рассмеялся.
- Вот значит как... А вы не пробовали, например, рисовать
неодушевленные предметы? - это все, что я смог придумать, но вряд
ли кто-нибудь осмелился бы меня осудить в подобной ситуации.
- Вы же художник, зачем вы задаете такие глупые вопросы? - он
покачал головой. - Неодушевленных предметов не бывает. У всего есть
душа. У этого кресла, у чайной чашки, даже у вина, которое вы
пьете. Поверьте мне, я проверял. Я один такое исключение.
Он усмехнулся.
Очередная догадка осенила меня:
- Так вы... ее продали? Поэтому мои слова так вас зацепили?
- Глупости. Ничего и никому я не продавал. И ваши слова вовсе не
зацепили меня. Просто мне захотелось внести некоторую
ясность.
- Тогда... Как же так получилось? Я действительно не
понимаю...
- Ну сами подумайте, зачем вам понимать? Мы вообще много чего не
понимаем в устройстве этого мира. Но ведь живем, ведь так? Хотя, о
чем это я. Вам ведь необходим образ. Что ж, вам прекрасно известно,
насколько возросло население нашей планеты всего за каких-то 50
лет? А количество душ - осталось прежним. Поэтому многим их тех,
кто рождается на свет, достается лишь частичка души. А некоторым,
вроде меня, так и вообще ничего. Приходится выкручиваться. Нравится
вам такая теория?
- Теория как теория. Но вы же сами говорили, что душа есть у всего.
Вот, например, люди леса вырубают. Почему бы вам не могла достаться
душа дуба или лиственницы? Или разобранной на дрова скамейки в
парке?
Его смех снова напомнил мне элемент театральной постановки. Нет, он
не был фальшивым, наоборот, искренним и заразительным, но мне
показалось, что это профессиональная запись, где каждый оттенок
звука выверен и рассчитан.
- Я рад, что вы не теряете ни присутствия духа, ни чувства юмора.
За это вы мне и нравитесь. Прошу прощения, - он поднялся, - но
время уже позднее и вам нужно отдохнуть. Было очень приятно
поговорить с вами.