Нет, я не могу сказать, что совсем его не слушал. Его голос не
оставлял ни малейшей возможности пропустить мимо ушей ни одного его
слова. Но от набросков я отвлекся только один раз - когда встал,
чтобы проводить его и закрыть дверь. И потом еще некоторое время
стоял у окна и курил, глядя, как он выходит из подъезда, садится в
серебристую "феррари" и медленно выезжает из двора. Меня посетило
очень странное чувство. Словно сейчас я наблюдал последние кадры
моей прежней жизни.
Выставка прошла как в тумане. В первый день, честно говоря, я
объяснил для себя огромное количество народа какими-то хитрым
рекламным трюком, который он применил, и был абсолютно уверен, что
уже к завтрашнему дню ажиотаж спадет. Но людей пришло еще больше. Я
натурально жался в угол, не понимая, что происходит. Мне казалось,
что или грандиозный розыгрыш продолжается, или я окончательно сошел
с ума и мой мозг милосердно пичкает меня галлюцинациями, выдавая их
за реальность. И, да, большая часть пришедших толпилась возле
той самой картины. Картины, которую я назвал
"Джокер".
Я изобразил его в образе королевского шута. Нет, не смешного
нелепого дурака, а того самого шута, которому известны все тайны
короля и двора, и чьи остроты могут вызвать все, что угодно, от
внезапной дуэли, до дворцового переворота. И в чьих руках,
затянутых в разноцветный шелк, находится судьба государства. Мне
удалось выразить это настолько хорошо, словно на самой картине была
сделана соответствующая приписка. Именно так и выражалась пресса,
которая набежала толпой, вполне соперничающей с количеством
зрителей. Они встречали меня у входа, окружали в зале, спрашивали,
как я могу объяснить свой внезапный успех. А я не знал, что им
отвечать. Я вообще понятия не имел, как именно следует
разговаривать с журналистами.
Мои остальные работы тоже не остались без внимания. Впрочем, это
тоже не самое подходящее определение, потому что их купили. Их
купили все. К концу выставки на стене остался только "Джокер".
Снимая картину со стены, чтобы упаковать, я не удержался и укусил
себя за палец. Но все равно не проснулся.
Цвет глаз его я так и не вспомнил. Но, удивительное дело, когда я
закончил с набросками и начал грунтовать холст - это уже не имело
значения. Я решил, что у Джокера они будут зелеными. Этот цвет мне
показался наиболее подходящим.