С судьбою тогда еще в споре,
мы вздрагивали от стука,
не зная, что нам семафорит,
что нас настигает разлука.
* * *
Когда утихнет шорох ног,
вне времени уже,
я постучу в твое окно
на третьем этаже.
Ты, приготовившись ко сну,
предвидеть не могла,
что веткой влажной я коснусь
холодного стекла.
Но ты услышишь мой сигнал,
как радостную весть,
как люди чувствуют всегда,
что рядом кто-то есть,
что у меня (поймешь ли ты?)
был шанс один из ста —
обнять тебя рукой листвы,
на цыпочки привстав…
* * *.
Напрасная времени трата —
ждать писем, что ты не писала.
И к прежнему нету возврата —
такое кривое лекало.
Я был чем-то вроде болида,
летел траекторией дерзкой.
Такое не снилось Эвклиду,
об этом не знал Лобачевский.
Я врежусь, наверное, с лёту
и буду лежать подзаборно..
Ты если почувствуешь что-то,
не думай, что было мне больно.
* * *
Два месяца с лишним, два месяца с лишним,
как тень моя призраком бродит по стенам.
И голос мой больше в квартире не слышно,
и кажется, будто она опустела.
Взгляни: пожелтели в прихожей обои,
и двери рассохлись, что кожей обиты.
Мы ссорились здесь и мирились с тобою,
прощая и не забывая обиды.
Здесь нас в январе донимали простуды
и не было крыльев душе для полёта.
И воздух был рыхлый и вязкий, как студень,
и мягко пружинил, как жижа болота.
И мы не смогли насладиться покоем —
чего-то опять нам с тобой не хватило.
И что-то такое, и что-то такое,
в чём главное было, ушло из квартиры.
Всмотрись: по ночам одинокие тени
обходят березку и столик трехногий.
Всмотрись: это наши с тобою потери.
Всмотрись: это наши с тобою тревоги.
Они равнодушно, с нелепым усердьем
по мягким паласам ступают неслышно,
и хваткой бульдожьей сжимают предсердье
два месяца с лишним, два месяца с лишним.
* * *
Вот он мелькает за прожелтью леса,
вот уже видится более чётко —
нагроможденье стекла и железа,
камня, что красен, как бычья печёнка.
Мир, что ещё добродушно-наивен
и бескорыстен, как сытая чайка,
в бусах огней, что надеты на иву, —
словно на праздник собралась сельчанка.
И как шары биллиардные, к лузе
катятся звёзды… И та, что женою
станет не мне, и волос её узел
ветер рассыплет волною ржаною.
Боже всесильный! Не надо иного
благодеяния, дай только это:
дай мне забыть её – хоть на немного!
Дай мне забыть её! Хоть до рассвета.
* * *
Город угрюмый, изогнутый, острый, как коготь,
профиль двухдверного, старого очень седана.