После беспросветной осени – и такая жаркая зима. Явно без Агатки не обошлось.
Он приходил каждый день. Первые две недели.
Покупал продукты, варил суп, мыл посуду и меня.
Чёрт, я не знаю, как это объяснить, но я его с первой минуты не стеснялась. Как не стесняются доктора. Или отца. Или…
– Расскажи мне про себя.
В те дни эта фраза звучала в нашем доме чаще всего.
И почему я сейчас написала «в нашем доме»? Не было никакого «нашего дома», как не было «моего мужчины» – он просто не мог быть моим…
Невысокого роста, голос-бас, лысая голова, чёрные усы, господи, спаси меня от.
Какой-то инстинкт, седьмое чувство, вторая душа, не знаю, что именно, диктовала мне мою жизнь в ту жаркую зиму. Ах, нет, это Пигалица-Агата, больше некому. Где ты, малышка? Если бы ты знала, как нужна мне. Если бы только знала.
– Я знаю.
Одинокий Вечер уселся напротив меня, закинул ногу на ногу, достал синюю трубку, вот-вот задымит.
– Агатка, девочка, неужели ты?
Она протискивается между мной и Вечером, кивает Роме, как старому знакомому, забирается ко мне на колени, долго возится, устраивается, затихает.
Я боюсь её спугнуть, сижу не шевелясь, глупо улыбаюсь.
– Конечно, я, кто же ещё. Я же обещала приходить иногда.
– Ты обещала приходить, если мне будет трудно. Но как же твоя Нино? Разве ты не нужнее ей, чем мне?
Агатка смотрит на меня сонными глазами.
– Ты добрая, – говорит, – но нет, сейчас ей не нужен никто, даже я. Там, наверху, всё непросто тоже. Зато у меня немного отпуск. И я почувствовала, что ты запуталась. Знаешь что? Расскажи мне про него.
Я улыбаюсь. Больше всего на свете я хочу именно этого. Говорить про него.
Раз уж нельзя говорить с ним.
– Сначала он приходил каждый день. Первые две недели. Покупал продукты, варил суп, мыл посуду и меня. Смешил.
– А потом?
Надо же, как серьёзно она смотрит на меня.
– Потом вернулась его жена. Из отпуска.
– И?
– Он стал приходить совсем ненадолго. Забегать.
Но всё равно каждый день.
– Дальше.
Какой у неё строгий голос. Ещё бы. Я – воровка. Я украла чужого Геннадия. Или это он меня украл? Украл у самой себя. Потому что я уже никогда не стану прежней.
Хорошо это или плохо?
– Это хорошо, – сонно бормочет Агатка, и я подскакиваю от неожиданности.
– Как? Что ты сказала?
– Не волнуйся, – говорит она еле слышно, а может быть, мне только кажется. – Не волнуйся. Всё будет хорошо. Я договорюсь. У меня там связи.