Пять вариаций с мужьями - страница 5

Шрифт
Интервал



Какая там гармошка!.. Где она? По радио разве что. В дому Мусиюков гремит стерео «Panasonic», в комнате Карпа – фотографии рок-групп, а на пасхальном столе – не мутный самогон в бутылях-четвертях, но, помимо «Столичной», коньяки и даже виски. И разговоры совершенно деловые:

– Шо там та «виктория»… Рэмонтантную надо садить, она самая оптимальная…

– Ты мне усиков не дашь?

– Скилькы тоби?

– Сотни две.

– На север надо направление брать, там у их даже в сезон кило по червонцу…

– Та на машине ж пока дойидэш…

– Самолётом.

– Ну, а як ты провэзэш пивтора центнéра?

– Та ото ж…

– А я так думаю, шо можно. У Костюченка кум в аэропорте…

– Ну, так ты это… организуй.

– А ты мне усиков… три сотни.

– Хто там прыйшов? Та цэ ж Иван!..

– Христос воскрес!

– Воистину воскрес!..

– Го-го-го-го!..

Механизаторы тоже обеспечились. На травке, за бугорком, день тёплый, солнечный, выходной; и девчата с ними; выпивши, учителю толкуют:

– Вот ты, что положено, отработал – кидай свои учебники, иди до нас. Мы, конечно, пашем – так мы и получаем! На доске почёта будешь, в газете про тебя сообщат: передовой механизатор Юрий Прокопенко! И фотопортрет! Вот такой! А? А ты тетрадочки проверяешь… Ну разве то для мужика работа?

– А Павел Сергеевич?

– Ну, так он – директор! Директор – это да, должен быть мужчина. А стишками детей обеспечивать – Юра, ну ты сам подумай… Ну ты же умный парень…

Юра не спорит. Кивает. Невесело ему. О Гале все мысли.

(Ученички его, подростки, на улице её перехватили:

– Христос воскрес! Христос воскрес! – и целоваться лезут.

– Сопли подотри… пионер! – не сбавляя хода, отвечает Галя и скрывается, грохнув железной калиткой.

–Тю! Пионер! Тю! – смеются над униженным дружки.

Ох, кличка прилипнет… Сашку «писателем» задразнили…

– Кто ещё хоть раз меня пионером обзовёт…

– Пионер! Пионер!

Насмешнику – в глаз!

Свалка.

– Бей пионера!..)


Нежными июньскими ночами бродит по селу Прокопенко. Одиноко ему. У друзей его горячая пора, заняты; и Галя ж занята; и уроков уже нет, а отпуск ещё не наступил, – да и не знает он, что с отпуском делать… Непроницаем и высок забор у Галиного дома, в окно не заглянуть, и псы во дворе чуткие… Постоит-постоит Юра, да и пойдёт себе дальше. Смолкнет лай, и опять тихо… И принимается он напевать в такт грустным своим ночным шагам:

– Аморе… Аморе мио…