Прямо передо мной открылся портал. Он засверкал радужными
переливами, словно волшебный цветок. А в нем я увидел мерцание
богов. Они смотрели на меня и радовались. Они ждали меня. Я прошел
испытания. Теперь я – один из них.
Стиснув зубы от боли, иду к ним. Кровь из раны в боку капает на
песок, скатывается темными шариками. Ноги вязнут. Этот мир не
спешит отпускать меня. Но тут я закончил. Иду не оглядываясь. В
руке светится сердце врага. Лучи пробиваются сквозь пальцы, слепят.
Я улыбаюсь и ныряю в наэлектризованное марево портала.
Впереди – неизвестность. Что будет там, в реальности богов? Как
они примут меня? Впрочем, я знаю: как равного. А если нет, то я
заставлю их. Как заставил всех в карантине. Они теперь – пыль, а я
иду дальше.
Анька взвизгнула, захлопала в ладоши и хотела уже броситься ко
мне на шею, но вовремя спохватилась: не стоит трогать человека в
шлеме виртуальной реальности, особенно в таком.
- Ты чего там? – крикнул мой папа с кухни.
Худенькая, с короткими каштановыми волосами и карими глазами
Анька запрыгнула обратно на стул и подобрала под себя ноги. На ней
был синий халатик с цветущей сакурой.
- Виталий Борисович, Сашка прошел на следующий уровень!
- Ни свет ни заря, а они уже в свои игры, - пробурчала мама
Ульяна Исааковна, шлепая в ванную.
- Да не ворчи ты, - вступился за нас отец, - сегодня же суббота,
пусть молодежь повеселится.
- Пущай на субботник идут, - проворчала бабуля Октябрина
Владленовна, пнув Стельку, путающуюся под ногами и тарахтевшую как
трактор. – Нечего на диванах разлеживаться. Горшок на голову
натянут и сидят. Эко вздумали. Вот мы в молодости…
Дальше было не разобрать: она скрылась на кухне. Анька махнула
рукой и тихонько затворила дверь. Да, так мы и жили. Почти
коммунальная квартира: папа, мама, бабка, я с подругой Анькой, да
кошка Стелька, дворовой расцветки. Что поделать, суровые будни
Мухосранска. Анька, конечно, не всегда ночевала, мы ведь только
встречались, но она была членом семьи – мы вместе уже пять лет, аж
с девятого класса. Да еще когда я в армии сапоги топтал, она уже
была родной для моих стариков. Мы уже и пожениться думали, да все
как-то откладывали. Ну, не в нашей же коммуналке потом жить.
В комнату вошел папа. У него был огромный волосатый живот,
помятое подушкой лицо, бородавка на мясистом носу и прыщ на щеке. В
руках он держал бутылку пива и сковороду со скворчащей яичницей. В
глазах сверкали огни пятничного вечера.