- Саш… - позвала Ульяна Исааковна с опаской.
- Не трогайте его, - перебила Анька, - он ничего не слышит. И
тут написано, что это опасно.
- Мне это не нравится, - сказала мама.
- Не боись, - махнул рукой Виталий Борисович, - все будет
хорошо.
- Ты пива выпил, и тебе уже хорошо…
- Не волнуйтесь, - перебила Анька, - Сашка выйдет, когда
закончится игра. Это так интересно! Представьте только, время для
него идет как во сне – ему кажется, что он проживет целую жизнь! А
на самом деле пройдет всего несколько часов.
- Ничего себе у вас игры, - сказала Ульяна Исааковна.
Ну, и как же без бабушки? Октябрина Владленовна зашла в комнату.
Она привычно поджала тонкие синие губы и осмотрелась в поисках
места. Сесть можно было на диван или на табурет. Но… ей должны были
уступить место. Виталий Борисович пробурчал что-то с набитым
яичницей ртом и пересел на диван. Октябрина Владленовна тут же
заняла его место. Последней вошла Стелька и не долго думая
примостилась у Аньки в ногах.
И тут как назло загрузилась игра. Появился Сашка.
- Срань господня! – проскрипела бабуля. – Автор этого явно
страдает какими-то извращениями.
Я очнулся в сырой придорожной канаве. Вскочил, что ошпаренный, и
огляделся. Позади шумел лес. Через дорогу, разбитую телегами и
лошадьми, зеленел луг. Там мирно паслись овечки. На холме крутилась
мельница. Неплохо, но на райские кущи не похоже. Где боги? Вот он
я, встречайте.
- Мать-перемать! – женщина в грязном крестьянском платье
взвизгнула. - Глянь, Фройль, что за чудо вылезло из канавы.
- Дура ты, Элли. Это гость нашего барона, - сказала вторая и
положила на дорогу мешок.
Я развернулся к ним и предстал во всей красе: высокий, сильный,
голый.
- Ого! – в один голос воскликнули женщины, и опустили глаза
намного ниже середины моего тела.
С минуту мы рассматривали друг друга. Женщины в основном
смотрели в одно место, а я изучал их намного тщательней. Это были
неказистые простолюдинки с мужскими натруженными руками в полинялых
платка и грубых штопаных платьях. Как-то по-другому я представлял
богов: красивые, высокие, сильные – как я, в общем.
В мешке хрюкнул поросенок. Женщины отлипли от моего тела.
- Ты, это, прикрылся бы что ли, - сказала Фройль.
Я осмотрел себя. Что им не нравится? Белый шрам на месте раны
или коготь Синеглазого на большом пальце правой руки? Я сделал его
себе на память, и как оружие он ничего – острый загнутый серп.