— А как же ваш дядя? — нахмурилась
Энна, невольно отступая. — Разве не важнее…
— Придет и его очередь, — оборвала
ее Лирамель. — Пока он мне мешает, я ничего не могу. Возможно, Кайл
и сам пока этого не понимает, но Кристиан сильнее, и ему ничего не
стоит стереть нас в порошок. — Прочтя на ее лице испуг, Лирамель
поспешно добавила: — Мой брат не станет этого делать, нет. Ни при
каких обстоятельствах. Он никогда не пойдет против собственных
людей — я ручаюсь за него. Но кто знает, долго ли ему княжить?
Было видно, что объяснения не
убедили дочь Керста, но немного успокоили. Мнение этой женщины, как
объяснил Карл, было важно, поскольку та, как и Марк, имела немалое
влияние среди народа.
«Теперь нам осталось лишь
молиться…», — выйдя из темного зала, устроенного чуть ли не в
подвале, Лирамель поднялась по лестнице на этаж выше и огляделась в
поисках брата. Тот не стал ее ждать: убедившись, что она справилась
со своей задачей, Карл отправился в покои.
Наугад свернув в узкий темный
коридор, Лирамель спросила у пробегавшего мимо юноши, где
библиотека, и, надеясь, что никто из штаба не увяжется следом,
отправилась в указанную сторону. Ей хотелось немного побыть одной и
подумать. Уверенности, что план сработает, не было никакой. Карл
тоже не одобрял ее решения, но молчал — и за это Лирамель была ему
благодарна. Поразмыслив и так и этак, она поняла, что выбранный
путь был хоть и рискованным, но самым быстрым и неожиданным для
противника. В случае удачи их с Кайлом шансы уравнивались, и это
могло помочь решить дело миром, а также давало возможность Параману
выпутаться из паутины, в которой он увяз обеими ногами. Лирамель
уже продумала требования, которые собиралась выдвинуть дяде.
В библиотеке было темно и душно.
Заперев дверь, она почти на ощупь подошла к окну и распахнула
темные шторы. На широком подоконнике у самой рамы лежала засохшая
коричневая бабочка. Выцветшие на солнце крылья были слегка
потрепаны и будто склеены. Лирамель чувствовала себя примерно так
же — высохшей, мертвой и уставшей. Ей разрывало изнутри, и так
сильно, что не выходило даже поплакать, чтобы как-то облегчить
боль. Единственное, что она могла — это раз за разом глушить ее
яростью. Хотелось просто отвернуться и бежать, куда глаза глядят,
позволить Карлу и Кристиану самим исправить все то, что она
наделала. Но Лирамель не могла. Уже — нет. Ей нужно было стоять
между Карлом и Орденом, нужно было исполнить повеление отца,
довершить начатое с Княжеством, попробовать предотвратить
кровопролитие и помочь детям. Марку она солгала — не хотела, чтобы
тот питал напрасные надежды, потому как их оставалось слишком мало.
Терять было уже нечего: Марк и так презирал ее, и лучше было испить
эту чашу сразу, чем глотать понемногу и давиться ядом.