Внезапно улыбнувшись, она потянулась
к ручке и открыла окно. Лирамель вдруг подумалось, что на самом
деле сейчас стала даже более свободной, чем когда вела войска
навстречу Миэлю. По крайней мере, она могла распоряжаться собой, не
боясь, что ее жизнь или смерть повлияют на ход истории.
Взяв бабочку за почти бумажное
крыло, Лирамель дунула и отправила ее в последний полет. Качаясь,
словно сухой листок, та спланировала на землю и застыла в траве
коричнево-серым пятнышком.
«Спи, — мысленно сказала Лирамель,
закрывая окно. — Отдыхай. Быть может я тоже смогу скоро
отдохнуть».
Внутренний двор, куда выходила окна
библиотеки, постепенно заполнялся встревоженными людьми. Более
богатые и знатные помахивали мечами, а остальные, хотя и держали в
руках топоры, тесаки и вилы, выглядели не менее воинственно, чем
настоящие боевые офицеры.
Вздохнув, Лирамель отступила за
занавеску и опустилась на колени. С каждым годом в ее молитвах
становилось все больше имен. Она молилась и за тех, кого вольно или
невольно лишила жизни, и за всех, кто остался о них скорбеть, прося
им помощи и защиты. Для себя она не просила ничего, кроме прощения.
Марк был прав, и в душе Лирамель признавала, что любое ее решение
неминуемо несло кому-то страдания. Но выбор нужно было делать, и
она его делала, стараясь смотреть на полотно судьбы сверху, не
вглядываясь в мелкие детали. «Чтобы создать фреску, — говорил Карл
после войны, почти на пальцах пытаясь объяснить Кристиану свои
решения, — вначале нужно нанести штрихи, затем — основные краски и
только потом разделить светотени. Наша задача состоит в первом,
потому что сверху видно лучше, как именно нужно расположить
композицию, а снизу — какие цвета выбрать для завершения рисунка».
Увы, их брат тогда так ничего и не понял, зато, вероятно, понимал
теперь, когда сам встал во главе Княжества и взял на плечи груз
ответственности за всех, кто дышал на его земле.
«Дай нам, Боже, мудрости и мужества
следовать своему долгу и совести и смягчи сердца тех, кто объят
безумием и жаждой крови», — прошептала она и, вспомнив Витдана и
его маленькую дочь, которая теперь осталась со своей бабушкой в
Бартайоте, горестно вздохнула. Она очень надеялась, что Аармани
успел позаботиться о них, но понимала, что потерю отца Джафире уже
никто и никогда не восполнит.