И вот это началось. Потемкин весь день метался, не помня себя. Сначала, разгоряченные вином и призывами бить немцев, конногвардейцы забрали из дома командира полка свои знамена, а самого перепуганного принца Георга Гольштинского, слегка помяв, посадили под караул. Стоило немалых усилий удержать их, чтобы они не прикончили известного грубым обхождением с подчиненными полковника.
Потом эту пьяную ораву нужно было привести к Казанскому собору, где все приветствовали императрицу, вместе с наследником Павлом, уже объявленную самодержицей.
Екатерина выехала к войскам на белом скакуне. Потемкина охватил восторг, он вместе со всеми орал во всю глотку, потрясал оружием, а когда она, выхватив шпагу и увидев, что клинок без темляка, растерялась.
Потемкин бросился к ней и привязал к эфесу ее шпаги свой темляк. Отсутствие темляка считалось дурной приметой перед боем.
Екатерина одарила расторопного конногвардейца многообещающим взглядом и, взмахнув шпагой, двинула свое воинство вперед – на Петергоф, где находился низложенный император, еще не подозревавший о своем низложении.
Узнала ли Екатерина в конногвардейце, повязавшем на ее шпагу темляк, смущенного студента, когда-то представленного к малому двору? Конечно же нет, она и тогда не приметила его, молчаливого и растерявшегося в шумной и веселой беседе. Поэтому и не узнала и теперь. Но зато теперь запомнила, и уже больше никогда не забывала.
Гвардейцы, еще в казармах сорвавшие новые прусские мундиры, в которые их нарядил несообразительный император, и облачившиеся в припрятанные старые, елизаветинские, то есть еще петровские, легендарные зеленые – русские мундиры славных времен – нестройными колоннами отправились в поход, чтобы завершить успешно начатое дело. Все были пьяны, а Потемкин, не выпивший ни капли хмельного вина, казался пьянее всех.
Он отрезвел лишь на краткое мгновение, когда наступила пора убивать взятого под арест императора.
Весь карнавал переворота остается только карнавалом и больше ничем, пока надежно не отстранен от власти тот, кто обладал ею до переворота. Навсегда заточен в каземат, выслан за границу государства или зарыт в землю.
Из каземата узника можно освободить, из-за границы он вернется сам во главе наемных армий. Поэтому надежнее всего закапать его поглубже в землю. А для этого сначала нужно убить. Лишить жизни, дарованной ему неизвестно как и кем и отмеченной одной из звездочек, зажигающейся на ночном небосводе по звуку, раздавшемуся в какой-нибудь заброшенной, вросшей в землю баньке.