Пятеро гвардейцев Преображенского полка и один конногвардеец Потемкин должны были лишить жизни императора Петра III Федоровича и завершить переворот.
Это мог учинить Григорий Орлов, бесшабашный, отчаянный, способный под горячую руку на все. На это был способен Алексей Орлов – коварный, низменно-корыстный и расчетливый. Это могли сделать Пассек, Барятинский или Шванвич – бездумные буяны огромной физической силы, даже трезвые без стыда и совести, а пьяные, подобные зверю, идущему на запах крови.
И это не мог сделать Потемкин, однажды и навсегда очарованный музыкой мигающих в ночной глубине неба звездочек и носящий в глубине души затаенный трепет и ужас неразгаданности жизни и смерти, связанных тонкой нитью, ее так легко порвать какому-нибудь Орлову или Шванвичу, но она неприкосновенна для Потемкина.
Поняв, что сейчас произойдет убийство, явится в своем слепящем глаза и ум наряде смерть, Потемкин мгновенно протрезвел.
И увидел рваную рану на распухшей шее свергнутого императора, жалкое, хилое, скрюченное тело, запрокинутую голову и оскал раскрытого, как будто смеющегося, рта несчастного, нелепого немчуренка, волею судеб заброшенного в Россию, где пьяный безудержный гвардеец не помнит ни чина, ни титула, и не знает ни умысла, ни смысла.
15. Любовь покоряет сердце
Любовь и голод правят миром.
И. Ф. Шиллер.
Забота юности – любовь.
А. С. Пушкин.
Эту страшную, навсегда запавшую в душу и в память картинку Потемкин увидел словно издали, со стороны. А дальше опять все понеслось сном-наваждением и мысли о ней, Екатерине, пьянили беспробудно, и реальный мир расплывался миражами, плясал фантасмагорическими тенями и не имел никакого значения.
«Как скоро я тебя увидел, я мыслю только о тебе одной! Твои прекрасные глаза меня пленили, и я трепещу от желания сказать о своей любви! Любовь покоряет сердце и вместе с цветами заковывает его цепями. О Боже! Какая мука любить ту, которой я не смею об этом сказать! Ту, которая не может стать моей! Жестокое небо! Зачем ты создало ее такой прекрасной?! Зачем ты создало ее такой великой?! Зачем, о небо, ты создало меня, обреченного ее любить! Одну ее, навеки! Ее священное имя никогда не сойдет с моих уст! Ее прелестный образ никогда не исчезнет из моего сердца!»
Потемкин и раньше сочинял стихи, больше из желания показать, что и это он умеет, соученикам по университету – Рубану, Петрову, Кострову, избравшим поэтическую стезю и обхаживавшим жеребца с двумя крылами, норовистого Пегаса, которого иной раз, как не погоняй, как не прикармливай, не загнать на вершину Парнаса, где вдали от житейской суеты и забот, в окружении нежных муз обитают восторженные пииты. На этот раз строчки, невзирая на правила стихосложения, сами легли на бумагу и, не умолкая, звучали в душе.