Выбравшись из окопа-картинки наверх, я гоголем
прохаживался возле него, с превосходством поглядывая на неспешно
копошащихся сослуживцев, едва заглубившихся по колено. И браво
вытянулся перед проходящим мимо сержантом, гляди, мол, сержант,
какой я образцовый боец, не смотри, что был в адъютантах!
Сержант, однако моего служебного рвения не
оценил.
— Ты что тут прохлаждаешься? Закончил свой окоп —
копай ход сообщения к соседнему!
Крякнув от досады, я полез в окоп, и принялся не
спеша ковырять лопаткой его боковину. Отвык я ходить строем, забыл,
что главное — не высовываться из толпы, а напрасно. Привыкай теперь
к жизни в коллективе, кто знает, насколько я здесь
застрял.
Следующие полчаса я просто откровенно волынил, вяло
кроша грунт из стенки окопа, и лениво выбрасывая его наружу, слегка
ускоряясь при появлении сержанта или лейтенанта, и радуясь тому,
что они меня игнорируют. А вот, кстати, с ходами сообщения не
вполне понятно, прокапывали их здесь, насколько я заметил, далеко
не всегда, я бы даже сказал, редко. Как то они считались не совсем
обязательной частью военного пейзажа.
Мои товарищи бойцы, тем временем, воспользовавшись
отсутствием начальства, устроили перекур, сбившись в кучу и
обмениваясь бумагой и махоркой. Загнав штык лопатки в землю, я
вылез из окопа и подошел к ним, не с тем, чтобы подымить, поскольку
сам не курил, а с целью послушать солдатские сплетни и байки, а
может и последние новости.
— Мы тут, брат, третью неделю. — Разглагольствовал
немолодой боец с обвисшими усами из соседней, уже стоявшей здесь
части, проходивший мимо наших позиций, и теперь собравший возле
себя небольшой митинг. — Да, на этих вот самых позициях третью
неделю немца держим. Ну, не совсем на этих, подвинуться пришлось,
сами видите. Но далеко не бегали, нет. Поначалу он, гад, сильно
напирал, а теперь немного ослаб, выдохся.
Да нет, думаю, не то что выдохся, а просто
перебросил часть сил на проблемный участок, как раз туда, где
наступала бывшая моя двадцать шестая армия. Или нет? Все ж таки
сейчас мы гораздо севернее Киева. Хрен разберет эти наши и немецкие
войсковые перетасовки. Но то, что немецкая авиация не сильно
свирепствует, это факт. И во время пешего марша, и железнодорожного
перегона фашистских самолетов видно почти не было, не сравнить с
тем, что творилось в небе во время недавнего наступления.