— Смирно! Вольно!
Ремень винтовки оттягивал плечо, скатанная шинель
неловко топорщилась вокруг торса, лопата малая саперная у пояса,
все не новое, но свежеполученное у старшины роты, и вписанное в
только что выданную красноармейскую книжку без фотографии в
нагрудном кармане гимнастерки. Одним словом, в полной выкладке
боец, как не в тему вспомнилось мне.
— Пулеметчики есть?
Я сделал два четких шага вперед и громогласно
отрапортовал:
— Я пограничник, разведчик!
Коренастый старшина подошел и встал прямо передо
мной, глянув мне в лицо снизу вверх.
— Ты на каких пулеметах работал?
— На пулеметах? Нет, на пулеметах я не работал! —
Стоя по стойке смирно и глядя поверх его головы честно признался
я.
Старшина побагровел.
— Так какого же хрена ты тут выперся?! Вернись в
строй, дубина!
Бойцы в шеренге дружно расхохотались.
Опять облом, в очередной раз не удалось отделиться
от коллектива, и это была уже, видимо последняя попытка. Отобрав
нужных ему специалистов, старшина сдал нас командирам отделений, и
сержант Татаринов отвел подопечных на линию будущей
обороны.
— Здесь! — Ковырнул пересохшую землю носком сапога
сержант. — К вечеру чтоб окоп полного профиля.
— Сделаем, не впервой. — Бодро отозвался я, хотя
рыть окоп мне было именно впервой. Но дело нехитрое, за полтора
месяца на войне на окопы эти я насмотрелся.
Скинув с себя лишнее обмундирование, покрутил в
руке лопатку и вгрызся в твердокаменный грунт. Сняв широкие пласты
дерна, оттянул их в сторону и начал резво зарываться в землю.
Неподалеку слева и справа, под негромкий матерок копошились мои
новые товарищи, разгребая свои личные бомбоубежища.
Вот чего у Лапушкина никак не отнять, так это
выдающихся физических кондиций. Обладая в прошлой жизни весьма
средним телосложением, я завидовал ему в этом черной завистью. И
когда, например, та же Лиза мне, то есть Лапушкину, не дала, я
почувствовал не только досаду, но и нечто вроде злорадства. Вот
такое раздвоение личности. Но хрен с ним, сейчас не об этом, хотя
мне давно бы пора уже привыкнуть к произошедшему, и не страдать
ерундой. Здесь же я только хотел напомнить не мною замеченную
истину, что война, это в первую очередь тяжелая работа, а потом уже
все остальное. И Лапушкин был заточен как раз под это дело, ему что
снарядные ящики ворочать, что перетащить на тридцать километров за
день минометную плиту или трубу самое оно. Или вот окоп отрыть.
Пока другие ковырялись на поверхности, я уже закопался в землю на
глубину всего своего немаленького роста, а вскоре, чрезвычайно
довольный собой, осматривал законченное произведение
искусства.