— Ого! Завирухин, Иван.
— Ованесян, Ашот.
Я покрыл шинелькой лапник, и сгрузив нехитрый скарб
на место отсутствующей прикроватной тумбочки, растянулся на царском
ложе. Ну, а что, разведчик спит, служба идет. Завирухин занялся
раскочегариванием едва живой печурки, на которую водрузили ведерный
жестяной чайник.
— Неплохо сегодня получилось с этими диверсантами.
— Рассуждал со своей кроватки Ильченко. — Может и не пошлют пока на
ту сторону. Язык, вроде, есть, не связист, не штабной, но напел
побольше иных прочих.
— То-то и оно, что напел слишком много, никакой ему
веры. И как пить дать, отправят группу проверить достоверность,
мать ее, информации.
— Не каркай, да? Ухова дождемся, может, еще
обойдется.
Судя по тяжким вздохам, ползти через передок на ту
сторону никому лишний раз не хотелось.
— А я с самого начала ничего хорошего от этих
диверсантов не ждал. Что они могут сказать? Язык нужен с нужного
места, а не какой попало…
— А почему Ухов меня с собой не взял, — влез я, —
все же немца я допрашивал, и мог бы кое-что прояснить в случае
непоняток.
— Там и без тебя обойдутся. — Скорчил недоверчиво
лицо Завирухин. — Если бы ты в тыл к ним сходил, да сам что-то
своими глазами видел, тогда да, подтвердить, пояснить, тогда бы был
с тебя толк. А так чего зря ноги топтать, разберутся без
тебя.
— Лапушкин, ты часом не смоленский? Рожа у тебя
больно характерная. Типовая смоленская, я бы сказал,
рожа!
— Рязанский. — Коротко отозвался я.
Свежие сослуживцы, коротая время в пустой болтовне,
хотели углубить знакомство, а может и прощупать темные глубины моей
души, все ж вместе воевать. И тут мне следовало держаться
настороже, не слишком замыкаясь, но и не раскрываясь излишне, чтобы
не подставиться.
— Ага, или рязанская, то же в ту сторону, — охотно
согласился Завирухин. — А вот по Гонтареву, раз вспомнили, зря ты,
Ашот, говоришь, что его комиссуют. Видал я и тяжелее раны, а люди
на фронт возвращались, чтоб далеко не ходить, взять хоть того же
Марухина из пятой. А тут на фронте затишье, работы у врачей чуть,
сразу в медсанбат на стол…
Разговор к моему облегчению, пошел обо всем и ни о
чем. Потом подошли экспедиторы с тремя котелками еще теплой каши,
обед, чай без сахара, дым столбом от пяти самокруток, дурацкие
шуточки, незлобная перебранка. При этом чувствовалось некое
напряжение, все ждали Ухова с вестями из штаба, и тот не замедлил
явиться часа через три, с самым озабоченным выражением на лице. И
сразу вывалил ответ на самый животрепещущий вопрос.