— Четверо? А твоя какая доля, сколько тебе
перепало? Куцый говорил, что там было миллиона полтора…
Я притянул девушку к себе, положив ее голову на
свою грудь, и запустил пальцы в волосы.
— Как там у Есенина, «руки милой, пара лебедей, в
золоте волос моих ныряют». У нас почти то же самое, мои руки, пара
медведей, в золоте волос твоих блуждают…
Но Басю не так легко было запудрить мозги, она шла,
не сбиваясь с курса, и оторвав голову, глядя мне в глаза,
продолжила тему:
— Ты там только на подхвате был, наверное? Но тысяч
триста тебе должно было достаться. Теперь ты меня нашел, и что мы
будем делать? Поедем через фронт, назад? Куда, в Москву? Что ты
молчишь?!
— Не суетись, пока не понятно, как все повернется.
Денек еще здесь покрутимся, а там видно будет.
На завтра у меня были твердые планы, поработать по
немцам из древней полковушки. Замок я нашел, снаряды были, не
бросать же их. Фронт ушел недалеко, и до ближайших немецких тылов я
дотянусь. Мне и самому было это в прикол, мальчишка во мне еще не
умер, и нашим помощь. Тем более, это не в перестрелки вступать, где
в ответ может пуля прилететь.
Немцы вечером все же вернулись на поле, где мы с
пацанами положили их солдат, и подобрали трупы и двух дождавшихся
помощи полудохлых подранков. Потом трое на мотоцикле подъезжали к
позиции полковушек, посмотреть, откуда велся обстрел. Полазили
вокруг, глянули на разложенные снаряды, осмотрели мою пушку без
замка, заглянули в кузов полуторки, и ушли. Ничего ценного там для
них не было, трофейщиков можно не ждать, и нам никто не помешает.
Да, на завтра дело у меня было, а дальше заглядывать, как я уже
много раз убеждался, просто бессмысленно, поживем,
увидим.
Проснувшись утром, Басю я рядом не нашел, зато
обнаружил на лавке свою чистую и высушенную одежду. Одевшись и
выйдя из спальни, я увидел сидящих за столом Басю и Ганусю. Вторая
смотрела на меня с любопытством, а первая недовольно, не нравилась
ей неопределенность в отношениях со мной, и отсутствие твердых
обещаний на будущее.
— Здоров ты поспать, ничего не скажешь, —
проворчала Бася, вставая, и вправду, солнце заглядывавшее в окна,
поднялось уже высоко, — но раз сумел подняться, садись за стол,
сейчас принесу чего.
— Так ты, значит, Гануся? — Я расправил плечи так,
что грудина захрустела. — А я Авангард!