В комнату вошла Элеонора, дочь хозяина дома Мориса Дюпле. Скорее даже не вошла, а влетела, как пушинка цветущим летом, когда теплый легкий ветерок гладит травинки и свежие листья.
– Максимилиан, – прошептала Элеонора, поглаживая опустившиеся плечи трибуна, – к тебе пришел Луи. Ты ждешь его?
Максимилиан оторвал взгляд от бумаг, чувствуя себя словно пробудившимся от долгого сна.
– Луи? – рассеянно спросил он и через секунду вспомнил свою просьбу. – Да, пусть войдет, и пусть нас никто не беспокоит, дорогая.
Луи вошел в скромные покои Неподкупного:
– Привет и братство!
– Садись, – раздраженно ответил Максимилиан, указывая на соседний стул.
– Что тебя беспокоит, гражданин? – недоумевал Луи, присаживаясь на соломенный стул.
– Ты меня спрашиваешь? Ты не слышал выстрелы у Тампля?
– Нет, у меня плохой слух, – пожаловался Тюренн.
– Жаль, на площади также не отреагировали. Короля пытались спасти!
– Кто именно?
– Рабочие, нанятые каким-то авантюристом. Только такая порода людей способна пойти на безрассудный шаг…
Робеспьер прервал свою речь, переводя дух. Тюренн заметил, как в последние дни Робеспьер все чаще лишался сил и голоса после жарких споров в Конвенте с жирондистами, отличающимися искусными и энергичными ораторами. Кроме Неподкупного, на трибуну взбирался Жан-Поль Марат, прозванный Другом народа. Слушая прерывистое дыхание Максимилиана, Тюренн медленно и тихо сказал ему:
– Все, что происходит вокруг Тампля, – секрет наших врагов, который я до сих пор не раскрыл.
– Что тут раскрывать? – прохрипел Неподкупный, вытирая шелковым платком пот с лица. – Они хотят похитить королеву!
– Знаю, но их неизвестен план, неясно, кто за этим стоит. Но должен признать, что он действует нахально и непредсказуемо, такие противники внушают страх.
Затем Тюренн подошел вплотную к Максимилиану и попросил:
– Пожалуйста, не трогайте королеву! Не позволяй себе стать палачом… Делай все, что в твоих силах: нападай на бриссотинцев, на своих, ищи предателей, но ее не трогайте!
Максимилиан с подозрением всмотрелся в глаза старого товарища и через минуту размышления ответил:
– Я не собираюсь ей вредить, но голос народа…
– Заглуши его!
– Не перебивай меня! – яростно велел Робеспьер и обронил платок. Тюренн замолчал. Максимилиан, успокоившись, продолжил: – Если народ закричит, то в Конвенте подхватят его волну, и тогда от меня будет мало толку.