— Папа, а почему ты почти старенький, а мама нет?
У Яны голосок звонкий, как колокольчик. Какой же я старый, мне
до сорока еще о-го-го! Больше года. Просто разница в возрасте у нас
с твоей мамой почти шестнадцать лет. Это, конечно, если по земному
времени считать, в этом мире год длиннее, но и в таком случае
немало получается.
Может быть, отказать в кредите Военному департаменту? Но он
берет у меня кредит, чтобы у меня же и приобрести очередную партию
нарезных капсюльных винтовок. Берет в моем банке, а покупает с
моего склада.
— Попроси маму, и она тебе другого папу найдет, молодого, —
ляпнул я в ответ, думая о своем и пытаясь найти выход из теперешней
ситуации.
Дети, переглянувшись, ушли. Я встал из-за стола и подошел к
окну.
«Выход должен быть, просто сейчас я его не вижу, — размышлял я,
глядя на раскинувшийся внизу сад. — Эх, плюнуть бы на все, собрать
своих людей и махнуть куда-нибудь. Например, на север, к
Тотонхорну. Если и есть где раздолье, так именно в его степях. Да и
давно я у него не был, года три точно».
Я улыбнулся, вспомнив, что при каждой нашей встрече он
спрашивает у меня: «Мериться не передумал?»
Нет, отказывать в кредите Военному департаменту — это не выход.
Необходимо решать вопрос по-другому. Взять деньги в кредит в чужом
банке? Тоже не вариант, сразу по всей Империи поползут слухи, что
дела у меня идут не очень. Как же, имея свой банк, входящий в
тройку самых крупных, занимает деньги на стороне. И правда, хоть в
государственную казну лезь.
Дверь в кабинет отворилась снова. Любимая. Да не одна, за ней
гуськом шли наши дети, почему-то все трое с заплаканными
глазами.
Что-то случилось? Так, если судить по выражению лица Яны, я
опять в чем-то виноват. Но какая же она у меня красивая!.. Даже
сейчас, когда вся во гневе. Ничего, есть у меня отличный способ,
проверенный в деле. Стоит только поднять Яну на руки и немного
покружить... И все, она сразу забывает, что была на меня за что-то
зла, и начинает лепетать, прижавшись к груди. Только это самый
страшный имперский секрет, потому что ну мало ли, вдруг и еще
кто-то покружит.
— Вы что это себе позволяете, господин де Койн?
Ну, если на «вы», да еще по фамилии, дело серьезное. Как же она
сейчас прекрасна, с гневным блеском в глазах, разрумянившаяся, и...
и, как говорят в романах, «с бурно вздымающейся грудью». А если еще
учесть, что платье на ней отнюдь не с закрытым воротом...