Попытаться сбежать? Ну, по крайней мере, в карете этого точно не
удастся. Даже если у меня получится справиться с этими тремя
охранниками, в чем крайне сомневаюсь. И пусть мне действительно
вернули шпагу, в тесноте кареты ей здорово не помашешь. Конвоиры
просто задавят меня своими телами, с их-то комплекцией. И самое
главное — задвижка на единственных дверях кареты имеется и с
наружной стороны.
Моя попытка разговорить старшего конвоира ни к чему не привела.
Услышав пару моих невинных вопросов, он сделал вид, что в карете,
кроме него и двух его помощников, никого нет. А жаль. Ведь я не
подкупать его собрался, наобещав райскую жизнь и тонну золота, нет.
Трудно склонить другого человека к тому, на что сам бы никогда не
пошел, неубедительно будет получаться. Просто я желал скоротать
время в дороге за разговором, ничего для обоих не значащим.
Приходилось сидеть и молчать, в который раз прокручивая в голове
события последних дней.
На очередной ночлег мы расположились в замке какого-то
трабонского барона, расположенном рядом с трактом, который вел в
Маронг, столицу королевства. Охраняли меня тщательно, стараясь
пресечь даже саму мысль о попытке бегства. И мне становилось все
грустнее, потому что до того, что неизбежно должно было произойти и
на что я уже практически настроился, оставалось все меньше
времени.
И вновь череда одинаковых часов в пыльной душной карете,
постоянно трясущейся на ухабах. Местное ярило склонялось к закату,
и я уже предвкушал маленькую радость в виде отдыха после
казавшегося бесконечным дня, когда мы внезапно
остановились.
Все трое моих конвоиров заметно насторожились. Как же, за четыре
дня пути была только одна незапланированная остановка, из-за затора
на мосту через реку, чье название так и осталось мне неведомым.
Что происходило снаружи, оставалось непонятным: толстые стекла
обоих окон, имеющихся в карете, были запорошены слоем пыли, а
звуки, доносившиеся сквозь не менее толстые борта, абсолютно
никакой информации не давали. Да и не прильнешь к стеклу, любое
подобное мое действие старательно пресекалось.
Но как будто ничего экстраординарного, чьи-то гневные крики,
отчитывающие невидимого человека, и его слабые оправдания, которые
вообще было трудно разобрать. Я даже не стал тешить себя никакой
надеждой, слишком уж невероятным казалось чье-то вмешательство со
стороны. Наконец, карета снова тронулась, с лиц стражников исчезло
выражение легкой тревоги, и я снова ушел в свои невеселые
думы.