С Фредом все понятно: мы много раз испытывали листы металла,
пошедшего на обшивку броненосца, подвергая их бомбардировке с
различных дистанций. Результаты были отличные, но сомнения все же
оставались. И фер Груенуа только что развеял их на моих
глазах.
После полученного в упор залпа из почти двадцати орудий
броненосец продолжал идти как ни в чем не бывало, не получив ни
крена, ни дифферента. Разве что в парусах появилось несколько
дыр.
Видимо, экипаж последнего фрегата полностью покинуло мужество,
потому что он обратился в бегство. Корабль Фреда некоторое время
шел параллельным с ним курсом, вне досягаемости орудий врага, сам
изредка постреливая.
Столбы воды от разрыва снарядов возникали то по носу фрегата, то
по его корме. Иногда, вероятно для разнообразия, Фред бил по его
парусам. Бил болванками, поскольку снаряды должны были разрываться
даже при ударе о такелаж или рангоут.
Затем, выставив все паруса, наш неожиданный спаситель легко
вырвался вперед, обошел вражеский корабль по дуге и направился к
нам. Да уж, это была даже не пощечина лучшему в мире абдальярскому
флоту, выглядело все это позором, который очень сложно
смыть.
И адмирал, и капитан одновременно посмотрели на меня. Я лишь
слегка развел руками:
— Что я могу добавить, господа? Все произошло на ваших
глазах.
«Разве что только то, — подумал я, — что на золото, которое ушло
на постройку этого корабля, можно было бы сделать столько
гатлингов, что армия Готома просто захлебнулась бы в лавине свинца.
Но кто же мог знать, что он все же решится напасть, а золота у
меня, даже на половину моих прожектов не хватает, увы. И почему-то
так хотелось видеть могучим прежде всего именно военный
флот».
Фер Груенуа был прав, не став топить убегающий фрегат. Лишить
врага еще одной боевой единицы славно, но толку от рассказов его
экипажа о пережитом будет значительно больше.
В Гроугент мы добирались долго, опасаясь встретить по дороге
вражескую эскадру или попасть в шторм. «Конрад» всю дорогу грозился
разойтись досками обшивки, и ни боя, ни шторма ему было не
пережить. Вероятно, тогда пришлось бы потерять и трофейный
абдальярский фрегат, но к счастью все обошлось.
«Да уж, — размышлял я, расхаживая по мостику броненосца по
дороге в Гроугент. — Романтика закончится вместе с веком деревянных
кораблей, и я сам к этому имею прямое отношение. Железный корабль —
это краска и смазка, а еще запах металла. Скоро дело дойдет и до
того, что паруса останутся лишь вспомогательной движущей силой, а
затем и исчезнут вовсе. Эндон Кроунт, талантливый
самородок-изобретатель, наконец-то довел до ума паровой двигатель,
создав вполне работоспособную модель. Так что не за горами дымы над
горизонтом, бункеровки углем и черные от сажи и копоти лица
кочегаров».