Полк майора Селиванова глубокой ночью сменил одну из частей на
переднем крае. Ни свежих разведданных, ни сведений о противнике, от
молодого старлея получить не смогли. Узнали только, что от
батальона, который держал там оборону и пытался наступать, осталась
одна неполная рота, и последний самый старший по званию командир -
старший лейтенант Твёрдохлебов, которому повезло остаться в живых.
Немного внёс ясность немолодой старшина, который сказал буквально
следующее: япошки на этой высоте хорошо укрепились, пулемётов у них
до буя, и ихняя артиллерия лупит не жалея снарядов, батальону
конец, а он в гробу и в белых тапках видАл таких комдивов, и ему
уже всё равно, кто его пристрелит, свои или косоглазые, один хрен
подыхать. Говорил он это естественно не при всех, а только Петру,
когда тот угостил его табачком и дал глотнуть из своей фляжки
неразбавленного спирта.
Пока занимали позиции и копали дополнительные окопы, наступил
рассвет, а примерно через час пожаловало "высшее командование" в
чине дивизионного комиссара и его свиты, который и отдал устный
приказ о наступлении. Когда майор потребовал письменный приказ, то
в ответ услышал отборную матерщину и увидел ствол маузера
направленный ему в лицо. На подготовку атаки было дано полчаса, и
вперёд.
В итоге, после первого натиска батальоны откатились на исходную,
с большими потерями. Но нет худа без добра, в результате такой
своеобразной разведки боем, артиллеристы полковой батареи
пристрелялись по некоторым целям в обороне противника. И вторая
атака возглавленная командиром полка, оказалась успешней. Полк,
хоть и потерял треть личного состава, но за передний край обороны
японцев у подножия высоты всё же зацепился. Потом в течение дня
дошли до гребня и отжали у противника вторую траншею. Дальше
продвинуться уже не смогли, потому что самураи перешли в
контратаку, и ополовиненные потерями батальоны до самого заката
отражали яростные атаки японских войск. Вот в последней контратаке
Петра и ранило. А об итоге этих боёв он узнал уже в госпитале. Полк
потерял две трети убитыми и ранеными, дивкомиссар после очередной
демонстрации оружия лишился половины зубов. Раненный «батя», узнав
о потерях, вернулся на КП полка, чтобы доложить о них, но когда
встретил этого комиссара, размахивающего своим оружием, то не
сдержался и всёк ему левой, здоровой рукой и, пока тот собирал свои
зубы с пола, доложил по телефону в дивизию о понесённых потерях.
Там очень удивились услышанному (оказалось, что никакого приказа на
наступление не было, ждали пока подтянется дивизионная и корпусная
артиллерия) и приказали удерживать оборону на достигнутых рубежах,
а также ждать приезда начальства, которое вскорости и приехало
вместе с военным прокурором. В результате проведённого
разбирательства под следствие попали оба, и комиссар, и комполка,
но майору повезло больше. Бывшего дивизионного комиссара
расстреляли по делу маршала Блюхера в самом конце 1938-го года, а
Селиванова отпустили и восстановили в кадрах, но на заметку взяли.
И теперь наш «батя» вечный майор по званию и комбат по
должности.