Да, теперь нас – гладиаторов – принято было именовать игроками,
как будто от этого менялся смысл нашего кровавого и жестокого дела.
Мы развлекали почтеннейшую публику, собирающуюся поглазеть на чужую
смерть и чужие страдания, на аренах древних цирков, оставшихся ещё
со времён Римской империи. Или же на специально наспех сколоченных
трибунах, возведённых прямо на центральной площади небольшого
города. А для тех, кто попроще, так и вовсе на расчищенной
площадке, окружённой вопящей и распаляющейся от крови толпой.
Но в этот раз судьба занесла нашу команду в столицу Британии – в
тот самый Лондиниум. Нас пригласили на Большие игры по случаю
сороковых именин возлюбленного королевой и, как следствие, всей
Британией принца Альберта. Если честно, принца
Саксен-Кобург-Готского я ненавидел всей душой, и именно из-за
последней трети его длинной фамилии. Ведь именно из-за неё консорт
Британии был великим магистром Готских рыцарей, которых я очень
хорошо помнил по Арабату. Правда, сам он в Крыму так и не появился,
хотя его портреты мы находили в захваченных шатрах новоявленных
крестоносцев после страшного боя под Инкерманом.
Все эти совсем бессвязные мысли медленно текли в моей голове,
пока мы на катере поднимались вверх по Темзе. Я стоял, опершись
ногой на фальшборт, и молча глядел на проплывающий мимо громадный
город. Да, теперь Лондиниум нельзя назвать глухой провинцией.
Пускай он и расположен за много вёрст от признанного центра Европы
– Лютеции Парижской, однако уже давно предъявляет свои права на её
место. И не без оснований.
Достаточно только поглядеть на него, раскинувшегося по карте
громадным спрутом, протянувшим вдоль Темзы по обоим её берегам свои
щупальца. Вытянувшего вверх закопченные трубы заводов, кующих
промышленную мощь Британской империи. Он давно разделён на
несколько крупных районов, называющихся боро, соединённых линиями
метрополитена, поезда которого никогда не останавливаются. Даже под
рекой протянуты сырые тоннели, которые машинисты стараются
проскочить как можно скорее, ведь обрушения в них ещё не так давно
были едва ли не обыденным явлением.
– Не стоит так глазеть на их город, – я и не заметил, как ко мне
подошёл Корень. Впрочем, он всегда ходил почти бесшумно –
сказывалась пластунская выучка. Я обернулся к нему, но он ответил
прежде, чем я успел спросить, почему это мне, собственно говоря, и
не поглядеть на Лондиниум так, как мне хочется. Была у него такая
скверная и крайне раздражающая привычка.