И он бросил свинцовую гирьку на
цепочке одному из разбойников, после чего мгновенно выдернул из-за
пояса другой кистень — вроде как мешочек с песком на толстом
шнурке, но очень тяжёлый, похоже.
— Я запомню, Макар, —
кивнул поп. — А, может, сграбаешься?
Но тот лишь молча покачал головой и
начал выписывать мешочком восьмёрки. Потом медленно пошёл по
кругу, — крадучись, как кот.
Священник медленно поворачивался
вслед за ним. Он вообще стоял недвижно, только посох перехватил
посередине.
Поединок не занял и минуты. Макар
вдруг прыгнул — тоже как кот, мягко и быстро. Удар был очень
коварным — мешочек полетел снизу, метя в челюсть и почти не
оставлял шансов парировать удар посохом.
Но отец Алексей как будто знал
заранее, как нападёт разбойник. Почти неуловимое взглядом
движение — и нижний конец посоха коротко ударил не по шнурку
даже — по самому мешочку, уронив его вниз. Движение
продолжилось резким разворотом — и массивное дубовое навершие
посоха ударило разбойника за глазом, проламывая висок.
Не издав ни звука, атаман упал на
спину, немного подёргал ногами и затих.
Разбойники ахнули, а потом подались
вперёд.
— Стоять! — бешено крикнул отец
Алексий, раскручивая посох над головой и готовясь уронить его на
первого, кто сунется.
Разбойники, испуганные столь быстрой
и внезапной смертью своего атамана, отпрянули.
— То-то, — изрёк батюшка и
опустил посох. — Значит, так. Сейчас вы все выходите за ров.
На ночь в Чёртовом городище мы должны остаться с мальчиком вдвоём.
Это всё, что я просил, ваш атаман почему-то на это не соглашался,
через что и смерть принял. Давайте обойдёмся без второго
смертоубийства и — опять-таки — уважим волю покойного.
Его последние слова помните? Если кто перейдёт ров — я это
почую. Не надо этого делать.
Тело раба божьего Макара заберите с
собой, омойте и оденьте в чистое. Утром я его отпою, потом снесёте
тело в Гранный холм, скажете старосте, что отец Алексий покойника
отпел и просил похоронить в освящённой кладбищенской земле. Пусть
Господь сам его грехи судит, но быть зарытым в землю как собака ни
один крещёный человек не заслужил. Спаси, Господь, его душу
грешную!
И батюшка осенил себя крестом. Разбойники согласно закрестились.
Один из них — тот самый Рудый, который и впрямь был рыж, как
апельсин[1] — выступил вперёд, и, не кланяясь, сказал: