И вот сейчас я вглядывался в лица тех, кто были современниками
моих деда и прадеда, и видел в их глазах безнадегу. За редким
исключением – эти люди ещё надеялись, что всё с ними произошедшее в
последние дни – всего лишь ошибка. Что ТАМ разберутся и отпустят,
да ещё, возможно, принесут извинения.
— Опа, новенький, — донеслось из задних рядов.
Лица практически у всех равнодушные, лишь некоторые посмотрели в
мою сторону заинтересовано.
— Здорово всем! — сказал я, вспомнив нейтральное приветствие из
когда-то прочитанного о правилах поведения новичков в
камере.
— И тебе не хворать, — ответил протиснувшийся вперед чуть
прихрамывающий невысокий мужичок в потрепанном пиджачишке. — Тебя
как кликать-то, бедолага?
— Ефим. Ефим Сорокин.
— А меня можешь звать Костыль. И какую статью шьют?
— Без понятия. Предлагают записаться в шпионы.
— Ха, да тут полкамеры «шпионов» и «диверсантов», а остальные
враги народы, — растянул в улыбке щербатый рот уголовник, в каковые
я его сразу же записал. — А любопытный у тебя прикид, не по-нашему
вон на штанах написано. Дипломат что ли?
Хм, интересный вопрос. Можно и дипломатом прикинуться, только
как долго смогу косить под работника заграничного посольства или
консульства. А ну вдруг в этой толпе кто языками владеет, устроит
мне экзамен? Я-то сам по-английски с пятого на десятое могу
общаться, но на дипломата такой уровень не тянет. С остальными
языками и вовсе беда. Сказать, что был частным предпринимателем,
барыгой? В эти годы барыгой можно было быть лишь подпольно, золотые
времена НЭПа уже прошли, насколько я помнил. А может, прикинуться
каким-нибудь спортинструктором?
— Чё молчишь-то, Ефим Сорокин?
— Инструктором РККА был по рукопашному бою.
— Типа вроде как драться умеешь? — ощерился Костыль.
— Типа вроде как.
— А что, может, проверим?
— Рискнёшь? — криво ухмыльнулся я в эту наглую уголовную
морду.
— А чё, ты меня за фраера, в натуре, держишь?
И Костыль бесцеремонно схватил меня за отворот майки. Вернее,
попытался схватить, потому как я его руку перехватил и, недолго
думая, заломил запястье, заставив слишком любопытного
подследственного с перекошенной от боли рожей присесть на
корточки.
— Никогда. Так. Больше. Не делай.
— Понял, бля, понял!.. Отпусти, бля, больно!
Я отпустил запястье, и увидел, что на освободившееся
пространство выперлись трое нехилых таких «жильцов», габаритами
мало уступающие подручным Шляхмана.