На этот раз я себя чувствовал на порядок увереннее, чем в своей
дебютной отсидке в Бутырке, да и местные обитатели, похоже, уже
были в курсе, кого к ним подсаживают. Тех, кто умеет за себя и тем
более за свою девушку постоять – уважали во все времена. Масть
вроде бы так же держали блатные, но, как выяснилось, они не
наезжали на политических, просто держались несколько обособленно.
Верховодил местными кентами некто Лева Одессит, полжизни проведший
на нарах, с синими от наколок пальцами. Он решил меня сразу
перетянуть на свою сторону, выделив вполне неплохую шконку. Я же
раньше времени понты не кидал. Не знаю, насколько получится держать
нейтралитет, и как это будет выглядеть: ладить со всеми или
напротив, держаться особняком ото всех… Быстрее бы уже суд, а то
уже надоела эта неопределенность.
Ждать пришлось недолго. На третий день меня выдернули из камеры
и привезли в одесский городской суд для оглашения приговора. В зале
я разглядел помимо четверки пострадавших, включая Семенченко с
подвязанной челюстью, председателя портового парткома… и Варю. Она
была в своей неизменной красной косынке и тужурке, и в ее взгляде
настолько явно смешивались уверенность в честности и непредвзятости
советского суда одновременно с жалостью ко мне, что и мне ее в свою
очередь стало почему-то жалко. Хотя вообще-то следовало себя
пожалеть, потому что приговор может быть какой угодно. Но я на
всякий случай всё же рассчитывал на худшее, и мысленно уже
прикидывал, как можно устроить в зале суда погром и побег, даже со
скованными впереди руками, если трое заседателей решат, что мое
тело должно быть предано земле.
Только здесь я познакомился со своим адвокатом, который, по
идее, должен был, сука такая, навестить меня ещё в СИЗО.
Плюгавенький мужичонка с бегающими глазками зачитал свою версию
«преступления», причем получалось, что он как бы и не защищал меня,
а наоборот, обвинял. Вот же гнида! Понятно, защищать здесь меня
никто не собирался. Хотя нет, вон парторг несколько слов сказал в
мою защиту, и Варя выступила, рассказала, как обстояло дело. Заодно
припомнила мою положительную характеристику с места работы, которая
должна быть прикреплена к моему личному делу. В последнем слове я
повторил свою версию случившегося и заявил, что виновным себя не
признаю. Не знаю, повлияло всё это на вердикт «тройки» или нет, мне
впаяли шесть лет с конфискацией с отбыванием срока в
исправительно-трудовом лагере.