Получив каждый сухпаек на два дня пути, тут же принимаемся
грызть чуть подсоленные сухари. Я свое сало ещё в дороге схомячил,
правда, не один. Посчитал, что буду выглядеть как
буржуй-единоличник, тем более что и другие, у кого что было, честно
выставляли на общий стол. Нам этого шматка хватило один раз
похавать всем 15 зекам, включая чушка Витю, которого я пожалел.
Со скуки кто-то затянул «Черного ворона». Остальные подхватили.
Правда, когда хор стал слишком громким, приоткрылось окошко, в
котором показалась физиономия конвойного:
— Хорош орать, черти, покемарить не даёте.
Замолчали. Кто-то по примеру конвоира тоже решил прикорнуть,
насколько это было возможно в сидячем положении. А меня потянуло на
блатную лирику, и я вполголоса начал петь «Гоп-стоп» из репертуара
раннего Розенбаума. Народу понравилось, попросили исполнить ещё. В
общем, развлекали себя как могли.
Утром небольшой караван остановился на окраине Сыктывкара, нам
разрешили выйти и оправиться. Делать это на виду у конвойных и
рычащих псин было не очень-то и приятно, но выбора не оставалось.
Тем более я уже находился в таком состоянии, когда всё было по
барабану. Хотелось уже куда-нибудь наконец приехать и нормально
выспаться. Здесь же машины дозаправились, и последний рывок – к
нашему 1-му отдельному лагерному пункту в поселке Чибью, стоявшему
на одноименной реке.
К лагерю подъехали в метель, хорошо хоть дорогу не успело
замести, иначе хрен его знает, на сколько застряли бы. В нашем
автозаке я видел лопату. Наверное, и в двух других тоже имеется
шанцевый инструмент, и тоже, скорее всего, в единственном
экземпляре. Но что такое три штыковых лопаты против метровых
сугробов на протяжении нескольких километров! Мы бы точно сдохли,
не исключено, вместе с конвоем, потому что подмога неизвестно когда
появилась бы, возможно, что и покрышки к тому времени стопили бы в
костре в попытке хоть как-то согреться. Вспомнилась песня Высоцкого
«Кругом пятьсот», ну точно была бы наша ситуация.
— Выходим, строимся, — перекрывая метель, кричат конвойные.
Подняв воротники, пряча лицо от ледяного ветра и колючих снежных
игл, стоим нестройной шеренгой, кричим: «Здесь», услышав свою
фамилию. Снова, как странно, всё совпадает, никого в пути не
потеряли. Тут вперед вышел невысокий, круглолицый человек, в
круглых очках без оправы. Он не кричал, как перед ним начальник
конвоя, но нам при этом его было прекрасно слышно.