Выживший Том I - страница 147

Шрифт
Интервал


— Чего ж бояться, коль сам Мороз об этом знает… Об том месяце заходил сюда, проверял, как работаем, спрашивал: «Всё проповедуешь, дед?» «Проповедую, — говорю, — пока сил хватает». А он мне, мол, главное, чтобы на работу хватало сил. С тем и ушёл. 

К моему превеликом удовольствию, на заводе была оборудована душевая из двух кабинок, с кранами для подачи холодной и горячей воды. В подвале постоянно работал бойлер. Я с огромным удовольствием помылся с обмылком лежавшего здесь же на деревянной полочке дегтярного мыла. Из трёх моих сподвижников помыться решил лишь отбывавший наказание за хищение государственной собственности Йося Кацман. Доходяга сегодня старался работать не хуже других, хотя к концу смены от усталости просто валился с ног. 

После ужина мы вернулись в барак, в котором населения явно прибавилось. Прибыл этап из Ростова. В общем-то, такие же бедолаги, как и мы, но моё внимание сразу привлек зек с на первый взгляд непримечательным лицом, к которому остальные обращались по кличке Туз. Почему Туз – понял тем же вечером. На левом предплечье у уголовника красовалась набойка в виде трефового туза. Но больше внимания привлекала татуировка на груди в виде большого орла, с восходящим солнцем и женщиной в когтях Он явно держал масть на своем этапе.

— Туз – вор уважаемый, — шепнул мне перед отбоем один из пришедших с нашим этапом уголовников. — С 12 лет чалится по лагерям, его сам Лавр короновал. 

— Что за Лавр?

— Да ты что, это же легендарная личность в воровском мире! 

— А что, много в Союзе воров в законе?

— Не очень, короновать начали несколько лет назад, самых достойных. 

Наши же, кто «дебютировал» на скважине, с непривычки от усталости буквально валятся с ног. Бывший преподаватель немецкого языка Лев Лерман, получивший 10 лет за контрреволюционную пропаганду, стоит на холодном полу босиком, держит в руках свои развалившиеся ботинки и не знает, что предпринять.  

— Сушите, товарищ Лерман, а утром подвяжете каким-нибудь шнурком, — подсказываю ему ход дальнейших действий. 

Лерман грустно кивает и ставит обувку рядом с печкой, где уже выстроилась в ряд самая разнокалиберная обувь – от ещё вполне приличных сапогов до онучей, пребывающих в состоянии, мало чем уступающих учительским. 

Остаток вечера проводим за шитьём номеров. Мне достался Н-155. Я, как и большинство зеков, шью сам, а блатные скинули эту работу на Митяя. Мол, один хрен ему всю ночь за печкой приглядывать.