— Это и есть наш гость из будущего? — поинтересовался хозяин
кабинета, разглядывавшая меня, словно музейный экспонат.
— Так точно, товарищ народный комиссар! — отрапортовал
Фриновский.
— И впрямь одет не по-нашему. Даже за границей, думаю, так
сейчас не одеваются. Обувь у вас интересная, как, вы говорите,
называется?
Это уже ко мне вопрос.
— Кроссовки, — ответил я.
— Угу, кроссовки… Чем-то иностранным попахивает…
— От английского слова «кросс», в данном случае это обозначает
бег по пересеченной местности.
— И что, удобно?
— Удобно, особенно во время занятий спортом. Хотя в будущем
многие используют кроссовки и как обычную обувь.
— Любопытно, любопытно… Думаю, нам о многом предстоит с вами
поговорить. Товарищ Шляхман, наручники с подследственного, пожалуй,
можно снять.
— Может, не будем рисковать, товарищ народный комиссар? Уж
больно норовист подследственный.
— Не люблю, когда мне ни за что ни про что морду бьют, — ответил
я, играя со следователем в гляделки.
— Ну, пока мы вам тут ничего бить не собираемся, — растянул в
подобии улыбки тонкие губы Ежов. — Обещаете обойтись без
рукоприкладства?
— Договорились.
Освободившись, я потер онемевшие запястья.
— Товарищи, вы пока можете обождать в приёмной, — повернулся
нарком к Шляхману и Фриновскому.
Те чуть замялись, но всё же выполнили команду, оставив нас с
Ежовым наедине.
— Пожалуй, присядем, — предложил он, и сам вернулся на свое
место.
Я уселся с краю длинного стола, пытаясь понять, о чем пойдет
разговор. Хотелось бы, чтобы по его итогам тюремная эпопея для меня
наконец-то закончилась, не говоря уже о том, что мне совсем не
хотелось снова оказаться в подвале Пугачевской башни и принять ни
за что ни про что пулю от какого-то там Магго.
Сидевший напротив Ежов выглядел более-менее спокойным, хотя
лёгкий тремор державших карандаш пальцев скрыть не мог. Подушку,
что ли, на стул подкладывает, чтобы казаться выше?
— Чаю? — предложил он, глядя на меня.
— Не откажусь. Если можно, с лимоном.
Ежов, как ни в чем ни бывало, поднял трубку телефона внутренней
связи и попросил принести два стакана чая с лимоном. Отдав
распоряжения, снова обратил внимание на мою персону.
— В каком году, напомните, Ефим Николаевич, вы родились?
— В 1980-м, 12 декабря, в Москве, — уточнил я дату на случай,
если нарком собирается ловить меня на нестыковках. — У вас вон, я
вижу, как раз мои показания на столе.