— Мое имя Гудред Йонарсон, — представился сканд, перешагивая
через лавку и устраиваясь рядом со мной. — Но все зовут меня Гудред
Беспалый. Думаю, не надо объяснять — почему.
— Не надо. — Я осторожно скосился на изуродованную левую
клешню Гудреда. — Мое имя тебе известно.
Лучше поменьше болтать. С этим товарищем шутки плохи — лучше
не ссориться. Гудред совсем не выглядел внушительно, но наверняка
был поопаснее десятка грозно зыркающих на меня бородачей.
— Мне известно только твое имя, и ничего более, — в тон мне
отозвался он. — Впрочем, разве этого не достаточно? Ярл Рагнар
доверяет тебе, и я принимаю его решение.
Вот только выражение лица Гудреда не совпадало с его
словами. Точнее, не совсем совпадало. Нет, он не злился, но как
будто хотел сказать — «я буду наблюдать за тобой, склаф, пока не
пойму, что ты за зверь такой». Но зачем он вообще подошел?
— Приятно слышать. — Я чуть склонил голову. — Но едва ли все
здесь рады, что Фолькьерк достался безродному чужеземцу.
— Верно. — Гудред отхлебнул эля. — Многие из них просто
недовольны. А кое-кто даже имел на Фолькьерк свои собственные
виды.
— В том числе и ты? — наугад бросил я.
И попал.
— В том числе и я. — Гудред с явным одобрением закивал. — Но
я бы на твоем месте пригляделся к братьям Ульфриксонам.
Я тут же вспомнил колоритную троицу.
— Трое, рыжие, старший с медной цепью на шее, средний —
здоровенный, как медведь? — Я вздохнул. — Младший с огромными
усами?
— Верно. — В голосе Гудреда прорезалось неподдельное
уважение. — У тебя острый ум, склаф. Но поможет ли он, если дело
дойдет до топоров?
— Они захотят меня убить? — кисло поинтересовался я.
Так себе новость. Не успел сбежать из одной западни — и тут
же попал в другую. Почти наверняка у братьев здесь целый корабль
воинов, а может, даже не один. Я же мог рассчитывать только на
себя, Хроки и Сакса. Даже сам ярл Рагнар едва ли сможет защитить
нас, как только мы покинем этот стол. В море достаточно места,
чтобы спрятать три тела, да и искать особенно не будут — никто
здесь не рад безродному выскочке-склафу.
— Уже хотят, — усмехнулся Гудред. — Особенно Болли. Он
никогда не отличался терпением.