– Дело есть, – без
околичностей брякнул он.
– Ну и занимайся им, –
невежливо буркнула я в ответ. – Чего тебе, мужик, надобно? Я
тебе не луговая мавка, трех желаний за здорово живешь не исполню,
могу только послать сам знаешь куда, авось там больше повезет…
Селянин, как ни странно, не обиделся,
а как‑то подозрительно оживился.
– А ежели оделю по
справедливости? – с надеждой вопросил он, подступая
поближе.
– Эх‑хаха‑х… – презрительно
вздохнула‑зевнула я, ибо денежный селянин летом – все равно что
комар зимой. – Прошлогодней картошкой и квашеной капустой не
беру. Кабачки тоже не предлагайте. Не уважаю натуральный обмен.
– Почему картошкой? –
как‑то даже обиделся селянин. – Деньгами!
Моя память хранила тысячи заклинаний,
но самым эффективным из них было, есть и будет слово «деньги». Оно
воскрешает мертвых, исцеляет живых и является сильнейшим
противоядием категорическому «нет». Я убрала руку со лба,
приоткрыла и скосила на селянина левый глаз. Против ожидания одет
мужичок был хорошо, даже щегольски – новая красная рубаха в зеленые
горохи, зеленые узорчатые шаровары без единой заплаты, белоснежные
обмотки и совсем новые крепкие лапти. И это в рабочий‑то день! На
купца вроде не похож, для сборщика налогов слишком физиономия
добродушная. Н‑да, загадка.
Я села и, обхватив руками колени,
выжидающе уставилась на мужика:
– Три вопроса: какая работа и
какие деньги?
– А третий вопрос? – робко
заикнулся селянин.
– С чего ты взял, что я
ведьма? – Слово «волшебница» не нравилось мне самой.
– Дык… это… – Мужичок потупил
глаза. – Вид у вас, госпожа, уж больно чародейский – волос
рыжий, амулеты всяческие, коняка эвон какая противная, пакость
несусветная, храни меня боги…
Смолка подняла голову и прожгла
селянина немигающим взглядом желтых змеиных глаз с вертикальными
зрачками.
– А пуще того, – осмелел
мужик, – видел племяш мой, Гринька, как ваше чародейское
высочество заклятиями страшенными тучу грозовую вместе с молоньями
на запад повернуло.
– Так ты что, претензии
предъявлять собрался? – нахмурилась я.
– Да нет, – торопливо
поправился мужик. – Нам‑то что… мы на земле не сидим, нам до
дождя дела никакого нетути, пущай себе идет стороной, так оно даже
спокойнее – не ровен час, шальная молонья в заводик шибанет.
Селянин, которому в разгар летнего
зноя помешал бы дождик? Это что‑то новенькое.