– Уговорил. Забирай!
Парень встрепенулся и тут же повесил
голову. Как болтали в корчме, он не смог защитить дом от толпы
«наследников», прослышавших о кончине хозяина. Мало‑мальски ценные
вещи вынесли, всё непонятное и подозрительное сожгли. Вместе с
домом. А самого отлупили, чтобы неповадно было старшим дорогу
заступать. И куда он этого недобитка заберет? На пепелище или в
лес, во времянку‑шалашик? Я подозревала, что он ночует где‑то
неподалеку, изредка выбираясь в город за едой. Ворует
наверняка.
Оборванец переводил взгляд с меня на
колдуна, губы жалко дрожали.
– Я тут останусь, – глухо
сказал он, решившись, – и в обиду его не дам.
– Здрасте‑пожалуйста, останется
он! – хмыкнула я. – Да кто ж тебе позволит? Это мой дом,
между прочим, частные владения. Хочешь – иди градоправителю
жалуйся. Мол, моего хозяина оборотень похитил и надругался.
– Надругался?! – У него
округлились глаза.
– А ты думал, я тут такая
добренькая‑бескорыстная, во спасение души колдунов по оврагам
собираю? Должна же я что‑то с этого иметь, верно? Крови там живой
хлебнуть, если охота не удалась или сушняк поутру замучил,
печеночкой теплой закусить, ну и просто так суставы повыкручивать
ради удовольствия.
На дальнейшие «надругательства» у
меня не хватило воображения, но парнишка и так был близок к
обмороку.
– Она шутит, Рест, – не
выдержав, чуть слышно прошептал колдун, – не волнуйся за меня.
Уходи.
Совсем не глупый совет. Дураки таких
не слушают. Топчутся на месте, шмыгают носом, надеясь, что всё
уладится само собой: меня удар хватит, мастер чудом исцелится,
охотничий рог под окошком запоет.
– Попробуй по‑другому, –
участливо предложила я, закидывая ногу за ногу, – поплачь,
поклянчи, пообещай хорошо себя вести, убирать, готовить, выносить
ночные горшки и прочищать трубу. Может, я и смилостивлюсь. А может,
просто получу удовольствие от спектакля.
Паренек облизнул пересохшие,
обветренные губы. С трудом, переступая гордость, выдавил:
– П‑п‑пожалуйста…
– На колени встанешь? –
деловито поинтересовалась я. – Пол, правда, грязноватый, но
твои штаны не чище.
Он гневно вспыхнул, открыл было рот…
потом перевел глаза на неподвижного учителя, потупился и медленно
согнул одну ногу, вторую…
– Придурок, –
констатировала я, отворачиваясь. – Видно, других в колдуны не
берут. Чтоб из кухни ни ногой. Если в мою комнату зайдешь или по
чердаку будешь шастать, прибью на месте. В подвале бочонок с
груздями расковыряешь или сливочки с кринок поснимаешь, самого
замариную. Ясно?