Гравированные надписи на кубках были исполнены на гномском
двусложном футарке, и я сомневался, что эльфийка сможет их
прочесть. Кубок "за опекунство" был присужден Олнику за победу в
скоростном пожирании пирожков, а "моральную солидарность" он
получил на конкурсе "Сострой-ка пострашнее рожу!". Добавлю, что мой
напарник весьма гордился этими призами.
Он продолжал трещать, атакуя острые уши эльфийки разваристой
лапшой. Я испугался, как бы в припадке красноречия он не затянул
йодль - вот этого, я думаю, эльфийка бы нам ни за что не
простила.
- И вот я прошу самую малость, миледи, если мне будет дозволено
взять хотя бы три кубка...
- ПОШЛИ ВОН ОБА!
Вот тут я даже присел, а Олник с перепуга выпустил кубки.
По-настоящему разгневанная эльфийка - то еще зрелище. Глаза у нее,
как бы это сказать, загорелись, а с растопыренных пальцев
готовы были сорваться молнии. Ну, то есть мне так показалось - у
страха глаза велики, даже если это страх и глаза варвара.
Олник отступил на шаг и быстро отвесил девице поклон.
Проигрывать надо с достоинством, да еще постараться, чтобы
достоинство не пострадало.
- Тогда мы тихонько пойдем, прекрасная леди, - изрек он,
расшаркиваясь. - Не думайте о нас плохо.
Она презрительно фыркнула.
Олник подумал и родил сентенцию, от которой я чуть не схватился
за голову:
- Это не мы, это жизнь такая тяжелая.
Я чуть не отвесил ему пинка.
- Вон отсюда. И вы не возьмете ни крошки.
Она уже говорила спокойно, однако в голосе звучала сталь. Я
кивнул, Олник кивнул тоже. Она отодвинулась от двери, освобождая
выход, и только сейчас заметила, что за срам на ней нарисован.
Клянусь вам, ее ухо само пробилось сквозь локоны! Острый кончик
воспламенился, ну просто как свеча.
- Это он сделал! - заявили мы с Олником хором,
показывая друг на друга.
Эльфийка молча спрятала ухо, откинув пряди со лба. Лоб у нее был
высокий и... Гритт, ну сколько можно? Я снова поймал себя на том,
что просто любуюсь девушкой.
- Убирайтесь.
- Миледи, вы разрешите мне хотя бы обуться?
Она окинула меня взглядом - снизу вверх. Лицо ее выразило
презрение и жалость. На миг она заглянула мне в глаза, потом
сделала неопределенный жест рукой, который я истолковал как
согласие.
Смущаясь, я одернул штанины:
- Это чернила. Я вчера не свел дебет с кредитом и немного
вспылил. А мои ботинки... Они пропали...