– Если он может дублировать Джека Роджерса, он может дублировать любого, – добавила Карсон.
– Возможно, и ты уже не настоящая Карсон.
– Я – настоящая Карсон.
– Откуда мне это знать?
– А как я узнаю, если ты войдешь в мужской туалет, а выйдет из него уже Майкл-монстр?
– Он не будет таким забавным, как я.
– Новый Джек Роджерс такой же забавный. Помнишь, как он сказал, что вскрывать мертвого старика куда интереснее, чем детектива из отдела убийств?
– Не очень-то это и весело.
– Для Джека это нормальная шутка.
– Настоящий Джек в той ситуации вообще бы не стал шутить.
– Об этом я и толкую, – Карсон коротко глянула на напарника. – Они могут быть забавными, если на то есть необходимость.
– Я бы дрожал от страха, если бы думал, что такое возможно. Но я готов поставить на кон свой зад, что если они подошлют к тебе Майкла-монстра, он будет таким же остроумным, как пень баобаба.
Они уже въехали в район, застроенный старыми коттеджами. В некоторых еще жили, но большинство перестроили в коммерческие предприятия.
Вот и в сине-желтом здании на углу теперь располагался ресторан, в большой витрине которого синим неоном светились четыре слова: «ЧУДЕСНАЯ ЕДА, ЧИСТАЯ ПРАВДА». В переводе с канжунского сие означало: «Хорошая еда, можете не сомневаться».
Майкл предпочитал другую трактовку: «Хорошая еда, без балды». И время от времени говорил: «Давай съедим ленч без балды».
Назывался ли ресторан «Чудесная еда» или это был рекламный слоган, Карсон не имела ни малейшего понятия. На дешевом ксерокопированном меню названия не было ни сверху, ни снизу.
С двух соседних участков коттеджи снесли, но древние дубы оставили. Так что автомобили парковались в тени среди деревьев.
Землю устилал ковер опавших листьев, которые шуршали сначала под колесами седана, а потом под ногами Карсон и Майкла, когда они шли к ресторану.
Если бы Гелиос преуспел в уничтожении человечества и замене его послушными и целеустремленными Новыми людьми, такие заведения, как «Чудесная еда», перестали бы существовать. В мире, который он создавал, не было места ни эксцентричности, ни очарованию.
Копы, имея дело с отбросами человечества, становились циничными, если не сказать обозленными. Но внезапно все человечество, без единого исключения, стало для Карсон прекрасным и дорогим, и она любила его никак не меньше природы и мира вокруг.