Цветы воскресного отдыха. Стихотворения, статьи, рецензии - страница 7

Шрифт
Интервал
Люди меня назовут шалопаем
к делу негодным и малым увертливым.
Так проживу запятой незаметной,
где-то вдали от событий пылающих.
Впрочем, порою и в хляби сонетной
можно казаться весьма вызывающим.

Ответ критикам

Поэты многие поют
рассветы и закаты, —
психологический уют
всегда был очень кстати.
Писать про бабочек? Могу.
Зато про жизнь – честнее.
Лишь ей хорошую строку
отдам я, не краснея.

Екатеринбург

Вятская губерния. Этюд

Заросшие снегом больные деревни
скрипят на холодном ветру:
кресты и березы на кладбище древнем
пеняют на злую пургу.
В пустующей церкви голодные птицы
на тусклые фрески глядят;
теперь только ветер приходит молиться
на черных святителей ряд.
По узкой дороге бредет горемыка,
одетый в овчинный тулуп.
Не слышит несчастный медвежьего рыка —
медведя, что ловок и глуп.
Кресты и березы на кладбище древнем
пеняют порой на судьбу,
а рядом лежит, под ветвями деревьев,
крестьянин с дырою во лбу.

Киров

Смирение

Мне не страшно и не больно —
я, возможно, постарел.
Словно узник из Стокгольма —
тот, что любит свой удел.
Жизнь по строгому маршруту
мне привычна и легка.
И наложенные путы
уж не чувствует рука.
За стабильность принимаю
расписанье слов и дел.
Да, я – пленник, но я знаю,
что прекрасен мой удел.

Санкт-Петербург

Возвращение

Ничто в душе не расцвело,
ничто, как в сказке, не блеснуло,
когда в родимое село
машина быстро завернула.
Пенат рассеянно взглянул,
меня совсем не узнавая,
мой день зачислила в прогул
привычно родина святая…
Что ж делать? Жизнь не поменять:
сложились сходство и различье.
И на пената мне пенять
уж стало верхом неприличья…

Екатеринбург

Пять добрых белорусских шаржей

I

Вчера задушили котенка
и бросили в жидкую грязь.
И вот хороню я ребенка,
кошачьему богу молясь.
Насыплю я холм невысокий
и тризну устрою в ночи.
С небес Вседержитель жестокий
промолвит мне тихо: «Молчи…
Я очень о том сожалею,
что тихую смерть допустил.
Чуть позже настигнет злодея
посланник божественных сил».
Но Богу скажу сквозь рыданье:
«Какой же недобрый ты Бог,
коль скоро от жутких страданий
кота защитить ты не смог…».

II

В тиши, среди лип медностволых,
пойду я сегодня бродить,
на пень, как на царский престол, я
присяду потом покурить.
И в этих палатах просторных,
что Бог-живописец создал,
я выпью из чаши узорной, —
красивой, как древний пиал.
Скажу: «Сторона ты родная,
златая моя Беларусь!
Зачем в твоем липовом рае
Следующая страница