На первый взгляд, всё было исполнено надлежащим образом. Но на второй Лесь Богданыч обнаружил некоторые странности и несоответствия. Так, фанерные дощечки с надписями – явно от ящиков для фруктов – были аккуратно очищены не только от бумажных наклеек и потенциальных заноз, но и не менее аккуратно обрезаны по краям. Явно – пилой. Неужели всё это делалось в степи, в условиях лимита времени и в минуты скорби? А зачистка поверхности? Хвалёная еврейская аккуратность?
Федулов внимательно пригляделся к надписям. На дощечках он без труда различил прямые линии, исполненные химическим карандашом: фанерка была разлинована на манер ученической тетради. Да и само начертание букв – аккуратно, с обводом – явно свидетельствовало о том, что текст – не полевого, а неспешного домашнего исполнения.
– Так с тех пор ты здесь ни разу и не был? – как можно участливее спросил Лесь Богданыч.
Кацнельсон моментально оторвался от бугорка, и выпучил на спутника чёрные, как агат, глаза.
– Да Бог с Вами, Лесь Богданыч! Я и сейчас-то ехать не хотел – разве что…
– За «червонцы», – «догадался» Федулов, по-прежнему внимательно разглядывая надпись. – Значит, ни разу не был?
Хаим недоумённо пожал плечами.
– Богом клянусь!
Он явно не понимал, к чему это клонит его кредитор.
Ювелир оторвался от надписи и перевёл взгляд на землю. Ковырнул её носком ботинка. Структура почвы даже на первый взгляд зримо отличалась от той, что окружала могилы. Лесь Богданыч сделал несколько шагов в сторону кустов. Теперь уже Кацнельсон сопровождал его напряжённым взглядом. Кажется, до него начал доходить смысл бессмысленных, на первый взгляд, вопросов кредитора и его телодвижений.
Федулов нырнул в кусты. Под одним из них он без труда обнаружил яму. Лесопатологическая экспертиза – носком ботинка – не оставляла уже сомнений в идентичности почвы из этой ямы и той, что формировала «травой заросший бугорок».
Лесь Богданыч нахмурился, сунул руку в карман, и вышел из кустов. Моментально вспотевший Кацнельсон напряжённо следил за каждым его движением.
– А где у тебя лопата? Я ведь просил тебя захватить с собой лопату – ну, чтобы поправить могилку?
В голосе ювелира звучала не совсем скорбь – а совсем даже наоборот: ирония. Кацнельсон вздрогнул.
– А я захватил – там, на телеге, под соломой…
– Надо бы поправить могилку!