С дождями дни потекли, как слезы от дешевенькой сигаретки. Утором – стратегия. К обеду – классика: Ленин, Андропов, Кант.
И, конечно же, Энгельс: философия военного дела.
Мудрый мужик – холостяк. То, что надо! Не удивляло, что никогда и не думал жениться.
Но как только в академию зачастили кадровики, все оживилось. Мы называли их «покупатели». Коридоры с глазницами классных окон поначалу увидели поскрипывающего на нашем старом паркете скромного человечка в сером костюме, вкрадчивого в расспросах, как и в движеньях. Грушник не скрывал: ищет пару смышленышей из кадетов, недурно болтающих по-английски. Перспектива заманчива: с академической скамьи пересаживали на другую – дипломатическую, факультет военного атташата. В последующем – заграница, разведка «под крышей» прикрытия. Одним словом, если вспомнить о службе где-нибудь на Курилах, в Борзе, хуже того – Дровяной: весь мир пред тобой – жизнь, полная чудес, пальм, обезьян, приключний на посольских приемах и, конечно же, забав с местными шлюхами.
Я поинтересовался о друге – Радецком:
– А его берете?
– Увы, – произнес Серенький. – Всем хорош. Только – беда… наколочка у него: на указательном пальце, буковка «Д» – шалость молодости, напоминающей о школьной влюбленности. Таким, беспечным – полками командовать. А нам нужен мужичок без примет, без изъянов.
– А я?..
– Вы подходите безупречно. Вы – не тот, за кого себя выдаете. Говоришь одно, делаешь другое, думаешь третье – артистическая натура… Есть, правда, небольшой изъян, легко устранимый – нужно срочно жениться.
– На ком?
– Панорама твоих девиц налицо. Из восьми я бы выбрал Ларису.
– Но она замужем!
– Месяц назад развелась.
– Вы следили?
– Не совсем. Просто навели справки у конкуренток. Завистниц хватает.
За серым костюмом потянулись мундиры. Встречаясь, кадровики здоровались по-приятельски: «А-а, Григорий, привет!» – «Привет!» С Виссарионом Викторовичем – особо почтительно: он был начальником отдела Управления кадров Генштаба. «Артанов», – шепталось вслед. Все: фигура, многозначительность, слегка ироничный тон, даже ботинки, шитые на заказ из лучшей «генеральской кожи», – подчеркивало франтоватость.
– Стареющий фат! – язвительно заметил Радецкий.
– Стас, не перегибай: «франт» как-то больше подходит. К тому же – фигура, ботинки…
Приезжал на «Волге», останавливавшейся у парадного входа. Его всегда поджидали. Служил прежде в одном из придворных полков, был дружен с комендантом Кремля. Когда в «Большом» давали приличный балет или залетала попеть новая дива, они сидели рядом: комендант с женой, Виссарион – один, в модном костюме, подчеркивающем его стройность. За кулисами подавал лишний бокал приглянувшейся танцовщице, а потом вез ее к себе на квартиру, прибранную идеально. Что касается мебели – натерто полиролью до блеска. Каждая вещица – на месте: пепельница в уголку, рядом инкрустированная янтарем зажигалка, а в вазе – непременно красные розы, три цветка, которые дарил на прощанье. Холостяцкие привычки шлифовались годами. На совещании сидел всегда подле Котова, начальника управления. Успевал подхватить на лету скатившуюся с генеральского стола авторучку, что-то другое. Подавал без угодливости, но с поклоном. Ему вверяли самые деликатные поручения. Две фамилии кандидатов были уже на листке: один – сын командующего Прикарпатского округа, другой приходился родственником какой-то мидовской шишке. Для Центрального командного пункта Генштаба его просили подобрать офицера на собственное усмотрение.